Надежность Парфеныча Миллеру довелось проверить во времена бурного становления рынка, когда его попыталась подмять под себя небезызвестная тамбовская группировка. Несколько здоровенных качков заявилось к Ивану Францевичу, чтобы сделать предложение, от которого он не смог бы отказаться. Остановились перед дверью, совещаются, как ловчее попасть внутрь. В этот момент по лестнице поднимался Парфеныч – как раз возвращался из овощного с капустой. Остановился, спрашивает, мол, что вам здесь понадобилось, ребятки.
Парфеныч, конечно, мужик крупный, но уже тогда был сильно немолод, поэтому тамбовские не приняли его всерьез. Поднимается по лестнице какой-то старый хрыч с авоськой – кто на него внимание будет обращать? Так и сказали: проходи, дед, не ищи неприятностей на старости лет.
Парфеныч нахмурился, взял двоих братков за шкирки и стукнул друг об друга, как котят. Эти сомлели, другие потянулись за стволами. Правда, пока они разворачивались, Парфеныч успел размахнуться авоськой с капустными кочанами и еще двоих тамбовских вывел за скобки. Четверо братков лежат на площадке, думают о вечном. Оставался один, этого Парфеныч схватил за ногу, поднял и запустил вниз по лестнице считать ступеньки. По ступенькам браток прокатился, сознание, правда, не потерял, но боевой дух утратил начисто. Только и хватило сил спросить Парфеныча: «Ты кто, дед?»
А тот ему отвечает: у Ивана Францевича, мол, на кухне помогаю.
Тамбовские подумали: какая у него охрана, если повар такой боевой? Ювелира оставили в покое.
Квартира у Миллера была без евроремонта – обычная петербургская квартира, заставленная тяжелой мебелью. Иван Францевич не уважал новомодные штучки вроде навесных потолков, сложной подсветки и искусственных облицовочных материалов. Он говорил, что достаточно прожил на свете, чтобы не гнаться за модой.
Пройдя по полутемному коридору, Маркиз постучал в кабинет старого ювелира.
Здесь тоже все было старомодным, основательным и слегка провинциальным: темная дубовая мебель, выцветшие обои, потемневшие картины XIX века, в основном портреты пожилых помещиков и их жен.
Иван Францевич приподнялся из-за стола.
– Здравствуйте, Леонид, давненько не заглядывали! Что нового?
Маркиз положил на стол злополучные часы.
– Что вы можете о них сказать? Представляют они какой-то серьезный интерес?
Миллер придвинул бронзовую настольную лампу, достал из ящика стола лупу и принялся изучать предмет. Леня терпеливо ждал. Специалисту нельзя мешать, это он знал по себе.
Наконец Иван Францевич отодвинул часы, убрал лупу и поднял глаза на Маркиза.
– Леня, что именно вы хотите услышать?
– Хотелось бы знать, насколько эти часы ценные. Скажем, могут из-за них убить человека?
– Леня, вы знаете, я всегда отвечаю за свои слова. Не возьмусь судить о том, в чем не разбираюсь.
– Но это ведь как раз по вашей части, – начал Леня.
– Ничего подобного. Я действительно разбираюсь в драгоценных камнях, в огранке бриллиантов, не спутаю «голландскую розу» с обычной бриллиантовой огранкой или с «маркизой», а топаз с раух-топазом. Но часы – часы, Леня, не мой профиль. Как золотое изделие они не представляют собой ничего особенного, красная цена – пять-семь тысяч долларов. А как часы – это вам лучше обратиться к специалисту. Возможно, это какой-то редкий экземпляр, работа знаменитого мастера или что-то в этом роде. Я посоветовал бы вам поговорить с Константином Соловушкиным.
– А где его найти, этого Соловушкина?
Миллер достал из того же ящика стола записную книжку (он не доверял современной технике и нужные телефоны записывал по старинке), пролистал ее и протянул Лене листок с номером мобильного телефона.
– Можете сослаться на меня.
Леня поблагодарил и покинул квартиру ювелира. Парфеныч со Штормом проводили его до самых дверей.
На улице Леня первым делом набрал номер часовщика.
– Это Константин? – Голос в трубке, как ему показалось, слегка задыхался.
– Допустим, Константин, – ответила трубка. Говорившего заглушали какие-то странные звуки – скрежет, треск, скрип.
– Константин, – Маркиз попробовал прорваться сквозь этот шум, – можно с вами поговорить?
– Поговорить? – удивились там. – О чем?
– Я хотел бы показать вам часы.
Из телефонной трубки снова донесся скрежет.
– Не раньше пятнадцатого февраля! – Человеческий голос наконец прорвался сквозь шум.
– Пятнадцатого февраля? – изумился Леня. – Но сейчас же сентябрь! Нельзя ли встретиться раньше?