После уличных зверских расправ полиции над мирными демонстрациями и прессой люди мэра опасались, что в последний день работы конвента часть делегатов и гостей — противники нынешней администрации — может устроить демонстрацию протеста в самом зале конвента. Поэтому, когда началось последнее заседание, в ложах для гостей появилось несколько тысяч служащих чикагского муниципалитета. Каждый из них имел при себе отпечатанный типографским способом плакат: «Мы любим Дэйли» — и, конечно, собственную глотку. И тем и другим неожиданные «гости» съезда пользовались по команде Дэйли. Знак рукой — и муниципалитетчики принимались орать, петь и потрясать «знаками любви» к Дэйли. Корреспондент журнала «Ньюсуик» спросил одного из них, чем объяснить такую любовь к отцу города. Тот ответил: «Он платит мне жалованье».
Возник вопрос — как проникли в зал Международного Амфитеатра эти лица. Ведь число гостей было строго ограничено. Их проверяли специальные электронные машины-часовые. Все объяснилось очень просто — мэр города снабдил своих людей фальшивыми пропусками, на которые не реагировали разрекламированные электронные часовые.
Сторонник сенатора Маккарти, глава делегации штата Нью-Хэмпшир, тридцатилетний профессор истории, решил проверить, так ли уж строга электронная охрана. Он сунул в машину не пропуск, висевший у него на шее, а свое университетское удостоверение. Машина зажгла зеленый глазок — можно проходить! Пораженный профессор немедленно позвал друзей, чтобы продемонстрировать жульнические штуки мэра Чикаго. Но тут вмешалась полиция. Несмотря на делегатский билет, на значок главы делегации, на профессорский сан, историк был схвачен, избит, брошен в автомашину и увезен в полицейский участок. Только к концу заседания он был освобождён и появился в зале с рассеченным лбом.
Журналисты называют мэра славного города Чикаго «мастодонтом». Если имеется в виду сила и величина доисторического животного — сравнение правильное. Если же журналисты предсказывают мэру Чикаго судьбу вымерших животных, то это совсем не так. Политические мастодонты типа Дэйли в последнее время резко увеличивают свое поголовье. Они совершенно необходимы обеим партиям в нынешней стадии развития американской «демократии».
И ещё в одном смысле сравнение с древним животным не подходит к Дэйли. Мастодонт, по всей видимости, был неловким, неповоротливым. Дэйли же показал себя не только жестоким и грубым полицейским, но и весьма ловким, хитроумным политическим игроком.
Для того чтобы рассказать об этом, я должен перейти теперь к портретам людей, которые не присутствовали на конвенте в Чикаго.
* * *Роберт Кеннеди. Его движение к президентскому креслу прервала пуля. В Чикаго он появился лишь на киноэкране конвента. Отлично сделанный короткий кинофильм поднял на ноги всех делегатов. Одни поднялись в искреннем порыве. Другие — из приличия. Те, кто из приличия, — их было большинство на съезде демократической партии — быстро перестали аплодировать и уселись на места. Но несколько сот человек продолжали стоять и все вместе в такт хлопать в ладоши и петь. Так прошло пять минут, восемь, десять. Овация меньшинства уже не относилась к фильму, она превратилась в демонстрацию против нынешней администрации, против нового кандидата в президенты. Несколько раз председатель стучал деревянным молотком по специальной доске возле трибуны. Я видел, как беспокойно крутился всем корпусом Дэйли, не зная, что предпринять. Он, по всей вероятности, не решался в этом случае дать сигнал дирижеру оркестра, чтобы тот «счастливыми денечками» заглушил демонстративное пение. Не осмеливался мэр и подать команду своим молодцам орать: «Мы любим Дэйли». И то и другое было бы скандальным кощунством. И все же Дэйли нашёл блестящий выход из положения — циничный и точный.
По его распоряжению председатель хриплым голосом объявил в микрофон минуту тишины и молчания в память доктора Мартина Лютера Кинга.
Делегаты не могли ослушаться. Они перестали петь и аплодировать. «Мини-восстание» было подавлено.
Итак, имя Роберта Кеннеди присутствовало на конвенте. Для части делегатов — как символ более разумной государственной политики (прежде всего в отношении войны во Вьетнаме), не столь циничных и грубых методов управления государством, какие демонстрировала нынешняя администрация. За символом стояла большая материальная сила в виде громадной популярности имени Кеннеди в США.
— Ах, если бы был жив Роберт Кеннеди, — не раз слышал я в Чикаго, — всё было бы иначе.
Но мысль о том, что, не будь выстрелов в кухонном коридоре отеля «Амбассадор», всё сложилось бы иначе в Международном Амфитеатре, — весьма спорна.