Чингиз накинул на плечи верблюжий чекпен и босиком поспешил в столовую юрту. Оттуда доносились голоса: гневный и звонкий — Кунтай, визгливый и злобный — Шепе.
Поднял голову проснувшийся Чокан:
— Что там такое делается?
— Да ничего особенного, спи, Канаш!
Но Чокан услышал все: и плач Жайнака и надрывные голоса в стороне столовой юрты.
Аульные мальчуганы не живут в неведении. Им сызмальства известно все об отношениях между мужчинами и женщинами. Не был исключением и Чокан. И если растерявшийся Жайнак не сразу уразумел в чем дело, то Чокан сообразил И ринулся к выходу.
— Куда ты, мои Канаш-жан? — обняла его Зейнеп.
— Пусти, апа! — вырвался Чокан. — Это все недоросток дядя мучает несчастную. Пусти меня, апа.
Но Зейнеп сдерживала сына, а в это время с улицы донесся суровый голос Чингиза:
— Хватит тебе, кши-ага. — Так Чингиз в минуту раздражения называл «маленьким старшим» своего брата.
— Чертова баба сама виновата. Не тащи меня. Я вернусь и убью ее.
— Хватит тебе! — повторил Чингиз и втолкнул Шепе в юрту. И через несколько минут вслед за ними вошла Шонайна, на ходу обливая бранью своего мужа. В Белую юрту, в Орду никто из женщин не осмеливался входить, но вздорная Шонайна и прежде не считалась с условностями родовых обычаев, а в этот час ей на все было наплевать.
Не крик Жайнака ее разбудил, а визгливый, как у хорька, голос мужа, пререкавшегося с Чингизом. Ей не надо было ничего объяснять. Значит, он уехал не в аул по делу, а опять что-нибудь натворил. Она выскочила на звуки голосов. Прохладный воздух развеял ее сонливость. Прислушавшись к обрывкам фраз, она уловила часто повторяемое имя Кунтай. Так вот в чем дело! Шонайна кинулась к столовой юрте, но она уже была плотно закрыта изнутри. Шонайна постучала, окликнула. Кунтай не отозвалась. Все-таки найдя в себе силы вышвырнуть Шепе, попавшего прямо в руки Чингиза, она плакала, прижимая к себе успевшего вернуться в юрту сына.
Шонайна постучала еще раз. «Несчастная распутница, лежит как ни в чем не бывало», — выругала она вслух Кунтай и решительно двинулась в Белую юрту. Там она и настигла своего муженька:
В Белой юрте слабо мерцала только что зажженная единственными в ауле спичками керосиновая лампа. Она освещала съежившегося на подушках почетного места Шепе. Перед Шепе стоял Чингиз, так и не снявший верблюжьего чекпена. Лица его не было видно, но по наклону головы, по изгибу плеч можно было догадаться, что он с гневным осуждением смотрит на старшего брата. Самого разговора Шонайна не слышала. Да и состоялся ли он всерьез, этот разговор? Отношения между братьями сложились так, что Чингиз открыто не упрекал Шепе, не ругал его напрямик, какой бы тяжелый проступок ни совершил кши-ага. Это и давало основание людям говорить, что Чингиз толкает брата на преступления, а сам притворяется незнающим. В действительности это было совсем не так.
— Что это ты разлегся? — на высоком тоне бросила Шонайна Шепе и, уже обращаясь к двум братьям, добавила. — О чем тут разговор? Что произошло?
Никто ей не ответил.
— А Зейнеп где?
Братья снова промолчали, как промолчала и Зейнеп. Она приходила в себя за пологом, где спали дети. Размышляя о происшествии, не мог сомкнуть глаз и Чокан. Он слышал, как вошли отец и дядя. Слышал единственную фразу, произнесенную Шепе: «Если эта проклятая баба останется здесь, я уйду из аула». Чокану стало больно. Он ждал, что скажет отец, но отец не произнес ни слова.
Теперь в юрте шумела Шонайна.
— Что, герой, отдышаться не можешь? — зло выкрикнула она и подошла к почетному месту. — Вставай! Ах, не хочешь?
И Шонайна за ноги потащила Шепе сначала к очагу, а потом и к выходу. Он почти не сопротивлялся, только поглядывал на Чингиза не то с тревогой, не то с надеждой на его поддержку.
Но Чингиз и головы не поднял, не взглянул на них. «Так тебе и надо», — думал он про себя.
Шонайна заграбастала Шепе и за порогом юрты поставила его на ноги. Левой рукой цепко схватила за загривок, а правую руку, сжала в кулак, поднесла к самому носу:
— Говори, герой! Говори, гора, что наделал. Говори, пока жив! — угрожала она, и Шепе, зная по многолетнему опыту силу её кулака, замямлил, придумывая второпях подробности:
— Ой-бай-ау, не знал я, что она такая сумасшедшая сука!
— Почему же это она стала вдруг сумасшедшей? Что она тебе сделала? — не унималась Шонайна.
… В Белой юрте уже погасили лампу, но Чингиз не спал. Чокан все время порывался выйти, но мать удерживала его и не смогла удержать до конца, и вместе с ним, взяв с него обещание, что он не выйдет из юрты, подошла к порогу. Они хорошо слышали весь этот разговор.