— Лучше, чем юрты Айганым, пожалуй, нет нигде.
На берегу Иртыша рядом с лесом юрты выглядели еще красивее, чем в степи. Одна наряднее другой. Ослепительно белые птицы на зеленой глади. И каждая по-своему привлекательна.
Однако по внешнему виду юрта Айганым оказалась на втором месте. По мнению знатоков, первенство неожиданно взяла юрта, сооруженная богатейшим баем Кзылжара, купцом первой гильдии Маймаком, сыном Пышкантая. Так городской торговец перещеголял степных султанов.
Две белых юрты были прочно соединены вместе. Одна служила как бы передней, другая — гостевой. В этой двойной юрте все было удивительно: простор, — гостевая была восьмистворчатой; окно и зеркало, вставленные в решетчатый остов; купол, венчающий шанырак; полумесяц, возвышающийся над куполом. Со стороны юрту Маймака можно было принять за мечеть.
Любой, глядя на нее, восхищался:
— Да-а-а!! Вот где роскошь! Без купеческого мешка денег такой юрты не построишь.
Корабль с важной персоной на борту должен был пристать к Иртышскому берегу неподалеку от праздничного аула. Здесь построили удобные сходни. И сходни, и путь к белому городку, и дорожки к каждой юрте решили устлать коврами.
Юрта Маймака манила к себе.
Но к юрте Айганым манил ковер, разостланный перед входом. Все внутреннее убранство юрты и в особенности этот ковер были привлекательнее нарядной войлочной мечети Маймака.
Знатоки и ревнители старины рассказывали о ковре Айганым почти легенду.
Аблай-хан достиг расцвета своего могущества, когда, по словам придворных акынов, и звезды предвещали ему удачу, и камни в горах катились, послушные одному его знаку, и птица счастья сама летела к нему навстречу. В эту пору хан отправил в Бухару сведущих в ремеслах людей. Он поручил им руками туркменских мастериц выткать ковер самых ярких и пестрых красок, ковер из чистой шерсти и шелка такой длины и ширины, чтобы им можно было свободно застлать пол самой просторной мечети.
Долго ли, быстро ткали ковер, — об этом ничего не известно. Готовый, он восхитил всех. Он так переливался многоцветьем павлиньих перьев, что глаза уставали любоваться им. Одного такого ковра было достаточно для полной поклажи верблюда. И пятеро джигитов с трудом поднимали его.
У султанши был и вкус и возможность выбора дорогих вещей, которым не было числа у Аблая и у мужа ее — Вали. Много ценных даров пожаловано было и русскими царями, и китайскими императорами, калмыцкими и кокандскими ханами, бухарскими эмирами, именитыми беками и своими баями. Рассказывают, в 1759 году Аблай, свидетельствуя свое желание находиться под властью России, отправил в Петербург своего родственника — посла Жолбарса. Царица Елизавета Петровна одарила посланца собольей шубой с парчевым верхом. Когда хан Аблай поехал на свою родину в Бухару, эмир преподнес ему дар властителя Индии — яхонт с кулак размером, стоимостью в сто лошадей. Китайский богдыхан отправил ему на золотом подносе шестьдесят больших фарфоровых чаш. Калмыцкий хан Галден-Церен в дар Аблаю отдал свою младшую сестру Хохоче, а в приданое ей расщедрился на столько драгоценностей, что под их грузом сгибался верблюд. Сибирский Ишим-хан одарил Аблая шестигранным алмазом. В нем играли лучи как вспышки молний. Сквозь этот крупный камень родниковой чистоты просвечивало солнце. Кроме Орды, не было аула в степи, где бы хранились такие сокровища.
Словом, Айганым смогла сказочно украсить юрту внутри и коврами, и мехами, и старинной посудой, и самоцветами.
Но лучшим украшением юрты была сама ее хозяйка. Возраст ее к этому времени подошел к тридцати, и она была матерью восьмерых детей. Восточная ее красота притягивала своей зрелостью. Айганым пополнела, однако не настолько, чтобы расплыться. Она сохранила статность. Статность кобылицы, рожденной от породистого аргамака.
Еще красивее и стройней выглядела Айганым в нарядах, подготовленных к встрече высокого гостя.
Легкая корона с вставленными в золото дорогими каменьями в центре, с крупным зеленым яхонтом, спускающимся на лоб. Из-под короны редкими белыми нитями шелка ниспадало нежное покрывало. Красноватый камзол из тонкой парчи — казахи ее называют уштоп, — орнаментированной золотым узором, плотно надевался поверх платья с двойным подолом. Подолом настолько низким, что вышитые сапожки на высоких каблучках можно было разглядеть лишь когда Айганым находилась в движении. Айганым шла. Мелькали сапожки. На концах двух густых черных кос тихо звенели шолпы. Кольца и браслеты сверкали на пальцах и запястьях.
Сам Сперанский распорядился, чтобы Айганым в новом наряде появилась только в день приезда лица царской фамилии.