Но Кунтай думала по-другому. Все ее помыслы сосредоточились на Жайнаке и Айжан. Ради них мечтала она подняться, выздороветь. Особенно ради Айжан.
Жайнаку тоже трудно придется без нее. Но не он первый, не он последний. Много сирот вырастает в аулах. Часто заливаются они слезами, однако не пропадают, и жизнь у них, бедная и нелегкая, все-таки налаживается.
А у девочки-сироты судьба — хуже и не придумать. Даже в байской семье девочка, оставшись без родителей, испытывает такие унижения, так достается ей от мачехи, что она и света божьего не видит. И от замужества ей не ждать ничего хорошего. Редко, очень редко тут бывают удачи. Так и будет она мыкаться до конца дней своих. Айжан — не байская дочь, а дочь бедняка. И не просто бедняка, а бедняка-слуги, раба Орды. Пусть дала ей природа красоту. Будь бы благополучно в семье, стала бы она невестой, нашли бы ей достойного джигита. Но если отец в ссылке, а мать вот-вот умрет — ничего радостного будущее ей не сулит.
Грустные эти мысли заставили Кунтай с трудом встать на ноги, несмотря на продолжающуюся болезнь. Надо же как-то вести хозяйство, что-то делать по дому. Сперва приходила соседка, доила верблюдицу, готовила горячую еду, немного ухаживала за детьми. Но у соседки и самой было полным-полно забот, и кроме того она была на редкость неряшливой, и это особенно раздражало привыкшую к чистоте Кунтай.
Она медленно передвигалась по юрте, выходила доить Черный родник, с грустью понимала, что в ее руках и пальцах не осталось и десятой доли прежней силы. Наступил день, когда она слегла снова и на этот раз окончательно.
Опять пришла на помощь неряшливая соседка. Спасибо ей! Что бы делала без нее Кунтай! Приходилось мириться с ее неумением следить за чистотой, с ее неаккуратностью и от всей души благодарить за искреннюю добрую заботу.
Многие люди в ауле поверили словам Кунтай, что она заболела от печали. Но когда пошли рассказы, как она задыхается, как появилась кровь в мокроте при кашле, поползли слухи о «червивой болезни», как называли в степи чахотку. Ее боялись как огня. Горький опыт говорил: червивая болезнь, как сажа. Прикоснешься — обмажешься. И кроме душевной соседки, больше никто не заходил в ее юрту.
В ауле не было конца толкам и пересудам. Одни злопыхательствовали, другие сочувствовали.
Те, кто прежде завидовали Кунтай, ее близости к Орде и Зейнеп, ее миловидности, счастью, пришедшему к Алпану, даже новому войлоку его старой юрты, теперь развязали ядовитые языки:
— Аллах знает, кого наказывать! Двух мужчин нашего аула извела. Одного в гроб загнала, другого — в тюрьму. Будет маяться на чужой стороне. Велик ее грех, потому бог и послал распутнице лютую болезнь. Сдохнет — так ей и надо!
Но сердобольных, отзывчивых было все-таки больше:
— Это коротышка Шепе убрал сразу и Акпана и Итая-ка. Но почему его не карает бог? Правду говорят, шокпар всегда ударяет по несчастному. Вот бедная Кунтай и слегла. Один ушел из мира сего. Акпан и в чужой стороне не пропадет, без куска хлеба не останется. Все горе — на плечах больной вдовы. С каждым днем ей хуже. Не дай бог, умрет, что будет с ее цыплятами без матери, без крова. Как жить-то им, маленьким?…
Словом, говорили разное.
И не зря, совсем не зря, добрые аулчане были озабочены судьбой друзей Чокана — Жайнака и его маленькой сестренки Айжан.
В памятный день гибели Итаяка Чокан и Жайнак вместе с другими мальчишками играли на кусмурунском такыре.
С такыра хорошо была видна Орда, возвышавшаяся на холмах, а поодаль торчали верхушки юрт Черного аула, спрятанного в низине.
Жайнак первый приметил, как стремительно поскакал Чингиз из Орды в сторону его аула. Приметил и разволновался, мгновенно подумав, что не иначе, как случилась беда.
— Смотри, смотри! Что это? Зачем султану понадобилось так торопиться к нам?
Но испуганные возгласы Жайнака не произвели никакого впечатления на Чокана. Увлеченный состязанием, в альчики он только что промазал, и ему непременно хотелось отыграться. Вот-вот ему повезет! И действительно, повезло. Он, как опытный стрелок, прищурившись, тщательно вымерил расстояние и битой с влитым в нее свинцом стал подряд сбивать альчики, выстроенные в ряд.