Кусемис отдернул тундук, чтобы стало немного светлее, открыл юрту. В сумеречном свете неприхотливое убранство жилья казалось совсем убогим. Хозяйку юрты Улту нельзя было упрекнуть в неопрятности. Она всегда тщательно мыла свои кадушки вместе с другой деревянной утварью. Жалкие продовольственные запасы были на виду: просо, туго набитое в мешочек, и молоко. Из этого проса и готовился суп, катыкты-кара: просяной отвар, разведенный молоком. Пробовавшие этот суп из чистенькой долбленой дубовой кадушки, хорошо просушенной накануне, ели его со смаком.
Катыкты-кара и был главной пищей в семье Кусемиса. К нему добавлялись продукты, собранные в воскресные дни. У сибирских казахов русский воскресный день назывался азына. По воскресеньям жатаки, пасшие скот, обходили с мешками за плечами дворы своих станичных хозяев и собирали азыну — продукты, как дополнительную плату: одни выносили хлеб, другие — картошку, третьи делились творогом и сметаной, а те, что пощедрее и побогаче, давали пастуху и мясо. Так и жили от воскресенья до воскресенья: день — сытые, день — голодные. Некоторые жатаки умудрялись даже откладывать на зиму кое-что из этих даяний.
День приезда Чингиза был днем азыны. Улту вместе с ребятишками собирала в станице положенную пастухам дань.
Как ни старалась Улту держать в чистоте свою бедную юрту, ей не удавалось избавиться от мух.
И гости, едва перешагнув порог, услышали их нетерпеливое жужжание. Как только в юрту проник слабый свет, целые тучи мух вылетели из щелей, поднялись из уголков и сразу же облепили пришельцев. Навязчивые, словно комары в рыбацком поселке, они лезли куда попало. Чингизу муха залезла даже в нос, и вместе с Чоканом он выскочил из юрты. Этого еще только не хватало!
Сыновья Сапака опять переругивались шепотом. Тлемис корил старшего брата за необдуманное приглашение, злился от стыда, а Кусемис мягко оправдывался и повторял одну и ту же фразу: «Что же делать, если я так живу».
Вероятно, братья далеко бы зашли в своей перебранке, если бы у юрты не появилась Улту вместе со своим младшим сыном Данияром и старшим сыном Тлемиса Ташатом. Носившая обычно довольно аккуратную одежду, повязывавшая голову чистым платком, Улту в дни азаны облачалась в самую что ни на есть рвань, считая, что жены станичников из жалости подбросят больше в ее мешок. В таком нищенском одеянии и возвратилась Улту домой. Тлемис со стыда готов был сквозь землю провалиться. Опешила и Улту, увидев перед собой богатого казаха — торе с позолоченными эполетами на плечах. Она бросила на пороге мешок и прошмыгнула в юрту.
Ташат и Данияр случайно оказались здесь одновременно с Улту. В сборе азаны они никогда не участвовали. Они увлеченно играли в бабки, и только промчавшийся возок Чингиза отвлек их от обычных мальчишеских забав. Они и побежали к мельнице. Ташат, ровесник Чокана, еще несколько дней назад узнал из разговора взрослых, что через Пресногорьковскую должен проехать Чингиз — торе со своим сыном. Выросший в русской среде и даже посещавший русскую школу, мальчик до сих пор видал только русских торе — господ-начальников, и ему не терпелось посмотреть на знатного казаха и его сынка. Вот бы взглянуть, вот бы поговорить с ним. Ташат рассказал об этом Данияру, и Данияр загорелся вместе с ним: непременно встретимся, непременно побеседуем!
Мальчишки были настойчивыми и смелыми.
Ташат предводительствовал в кругу своих станичных сверстников и его полушутя называли даже атаманом.
Данияр был моложе Ташата года на два, но тоже довольно бойко говорил по-русски, хотя отец, верный старине, не позволял ему учиться в русской школе, опасаясь, что сын со временем отойдет от мусульманской веры и станет крещеным.
И вот теперь они не сводили глаз с Чингиза и Чокана. Султан в своей красивой военной форме, понятно, поразил воображение мальчишек, но еще больше внимания привлек сын именитого торе. А Чокан, стоило ему почувствовать на себе чей-нибудь взгляд, особенно взгляд своих ровесников, немедленно приосанивался, напускал важность, хмурил брови, подражая отцу. Всем своим видом он как бы говорил: «Ну, чего уставились, какой есть такой и есть». Правда, долго пыжиться ему редко удавалось, а сейчас он услышал разговор Тлемиса с отцом и сразу же стал обычным любопытным мальчуганом-подростком.