Получалось само собой, что Гриша и Чокан решили ехать вместе.
Правда, Николай Ильич мог проводить сына и Чингиза с Чоканом только до Петропавловска — Кзылжара. Дела не позволяли ему надолго отлучаться из Пресновки.
Выехали с рассветом на паре сильных лошадей, чтобы к вечеру быть уже на месте.
Чингиз невесело призадумался и потом сказал Николаю Ильичу, что в Кзылжаре у него есть один приятель, бай, и у него он обязательно намерен остановиться.
Потанин поинтересовался, кто же это?
— Малтабар, — кратко ответил Чингиз.
Николай Ильич понимающе кивнул головой и не счел нужным больше донимать вопросами своего гостя, хотя, судя по выражению лица, он не питал слишком добрых чувств к Малтабару.
Чингиз считал необходимым навестить кзылжарского богача по делу, необходимому, но малоприятному. Он имел некоторые основания назвать Малтабара своим приятелем, или во всяком случае человеком, с которым связан крепкими узами прошлого. В двух словах об этом не скажешь. И пока наши герои едут в Кзылжар, мы сделаем небольшое отступление и познакомим читателей с происхождением Малтабара.
Нам уже случалось говорить, что у хана Аблая было много жен и много детей. У одной из его жен, красавицы Бабак, подаренной хану уйгурскими беками, был сын Рустем.
Рустем, как и многие другие сыновья Аблая, ставшие султанами по просьбе казахских родов Большого и Малого жузов, возглавил родовую ветвь Дадам-Табык, чьи аулы кочевали вдоль реки Токраун северо-восточнее Балхаша.
Рустем стал соратником Касым-хана, отца Кенесары, сопротивлявшегося подчинению России. Касым, спасаясь от преследования царских войск, укрылся в Кокандском ханстве. Но Кокандский хан, подозревая его в измене, велел отсечь ему голову. Той же казни были подвергнуты и сыновья старшей жены — байбише Касыма Есенгельды и Саржан. Кенесары и Наурузбай, сыновья младшей жены — токал Касыма, со временем продолжили борьбу с Россией и, несмотря на тяжкую участь отца и братьев, порою в этой борьбе опирались на кокандцев. Но Рустем не мог им простить казни Касыма, и в каждом кокандце видел врага.
Однажды Рустем, побывав в гостях у баганалинцев у подножий Улутау, пригласил к себе знаменитого акына того края Жанака. Жанак обещал приехать будущим летом и сдержал свое обещание.
Жанак застал Рустема в пойме реки Токраун среди табунов. Рустем предложил акыну ехать в аул:
— Я скоро подоспею, ты отправляйся пока один.
Акын увидел большой аул с белой юртой — ордой Рустема — в центре. Спешившись у белой юрты, Жанак обомлел: перед юртой рядом с ямой для котла лежал связанный кокандец. Акыну толком никто не объяснил, что это за человек и почему его связали. Вошел в юрту, удивился еще больше: из-под груды одеял испуганными глазенками озирались два кокандских мальчика лет шести-семи. У их изголовья сидела грузная пожилая женщина с темным морщинистым лицом. Она взглянула на Жанака холодно, строго и промолчала.
Акын никак не мог понять, что происходит. Но тут раздался топот коней и знакомый властный голос Рустема:
— Выходи, Жанак, сюда.
Рустем, не покидая седла, звал своих джигитов. Из соседней юрты выбежали двое с закатанными по локоть рукавами. Лезвия ножей сверкали наготове.
— Прикончите связанного! — приказал Рустем.
Казнь свершилась на глазах акына, в недобрый час приехавшего погостить.
Позднее Жанак узнал: убитого звали Коныргожой. Он был полуузбеком, полуказахом из Ташкента. Все товары этого мелкого торговца легко умещались в поклаже двух-трех ишаков. Ни сам Коныргожа, ни тем более его дети, не имели и отдаленного отношения к казни Касыма. Но ненависть Рустема не считалась ни с чем. Только мать его Ул-дакай — та суровая женщина, сидевшая у изголовья, — грудью встала на защиту детей, не позволив их и пальцем тронуть.
Что же оставалось, делать с маленькими Акгожой и Кзылгожой? Ташкент далеко. Оставлять их в ауле нельзя, да и мстительность Рустема не имела границ.
Тогда Улдакай сказала:
— Пусть их возьмет Жанак, скажет, что нашел в песках Прибалхашья, отдаст воспитывать в какой-нибудь далекий аул.
Рустем подарил Жанаку верблюда и, когда тот отправился в обратный путь, и ему и детям сказал на прощанье.
— Если кто-нибудь спросит, где отец — отвечайте: не знаем. Говорят, умер, заблудившись в песках. Забудьте и ваши имена: старшего теперь зовут Малтабаром, младшего — Култабаром. Будете не так отвечать — месть моя найдет и вас.