Чокану такой ответ показался неясным:
— Но брат знает, как ты живешь. Почему не помогает?
— Не помогает — и все, — откровенно сказал Култабар, — знаешь пословицу: «Коль мышь густою шерстью обрастет, тем чаще в страхе дрожь ее берет».
Чокан легко разгадал смысл пословиц; Он еще раз посмотрел на Култабара, и ему стало грустно.
… Наступил срок отъезда в Омск. Малтабар вызвался довезти Чингиза до места. Чингиз, зная, что еще предстоит возвратиться к разговору о деньгах, попытался вежливо отговорить купца:
— Дел у тебя по горло. К чему тратить зря время? Дашь нам джигита и пару лошадей, благодарны будем.
— Такого гостя и встретить и проводить как следует надо. Вы же не просто в Кзылжар приехали, а ко мне. Как же я сам себе в глаза посмотрю, если сам не отвезу вас в Омск. До него рукой подать. Больше об этом и говорить не стоит…
Дорога до Омска — каких-нибудь сто восемьдесят верст — была хорошо известна Малтабару, имевшему и в этом городе свои коммерческие связи. Может быть, ему надо было побывать там и теперь. И хотя до Омска на выносливых быстрых конях можно было доехать за день, если собраться на рассвете, Малтабар знал, что так скоро не получится: по дороге много казахских аулов, а там есть люди, нужные и ему и Чингизу.
О деньгах напомнил сам Малтабар:
— Вы мне, таксыр, намекали на копейки. Сколько вам надо, скажите?
Чингиз, давно не имевший больших денег, рассчитывал на самую скромную сумму.
— С кулак будет достаточно, Маке.
Малтабар не понял: сто ему нужно или тысячу? Переспросил еще раз.
Чингиз смутился. Он удовольствовался бы сотней, но повторный вопрос Малтабара он расценил, как желание дать вдвое меньше.
— Ну, хорошо. Полкулака.
И опять Малтабар не понял: пятьдесят или пятьсот?
— Я, таксыр, давно не бывал в ауле. Не могу прикинуть, сколько вам надо. Вы назовите прямо цифру.
Гордость Чингиза была уязвлена. Ему так не хотелось унижаться перед купцом-выскочкой. Может быть, он вообще не хочет давать? Но деньги нужны, без них не обойтись. Ради них он заехал в Кзылжар. Собравшись с духом, он тихо сказал, сгорая от стыда:
— Пятьдесят рублей, Маке.
Пятьдесят рублей. Деньги тоже не маленькие. На них можно — приобрести четырех коней-скакунов. Но для Малтабара пятьдесят рублей были мелочью, Малтабар на ярмарке, угощая русских торговцев, от которых может быть прок в будущем, с легкой душой выбрасывал в два и в три раза больше. Ему показалось, что Чингиз боится остаться перед ним в долгу. Он решил про себя: гордый султан больше обращаться к нему с такими просьбами не будет. Это его первая и единственная просьба. Поэтому надо быть щедрым. Да и смущение Чингиза не прошло мимо него.
— Эх, таксыр, много возьмете, мало возьмете, — нет вашего долга передо мной. Это я делаю в память матушки-ханши.
Он вытащил из кармана две новенькие пестро-голубые бумажки и, почтительно склонившись, положил на колени Чингизу.
Две сторублевки! Чингиз ахнул про себя. Почти двадцать отборных коней. И у чиновников, как он, и у торговцев средней руки не всегда водились такие деньги. В пору ага-султанства ему делали подарки, проще говоря, давали взятки. Но тогда два коня считались богатым подарком. А здесь?…
— Берите, таксыр! Никакого долга за вами нет.
Он преданно смотрел в глаза Чингизу. Чингиз сунул сторублевки в карман.
Выехали в Омск так: на пароконном возке — Чингиз, Чокан с Гришей и возчик; отдельно на тарантасе — Малтабар.
Путь шел вдоль долгой овражной низины Жолды-Озек. По обе ее стороны то и дело встречались керейские аулы ветви Токал и уакские аулы ветви Шога. И те и другие входили теперь в Кокчетавский округ и подчинялись еще недавно ага-султану Зильгаре, атыгайцу из ветви Андагул. Сбросив потомков Аблая, султан черной кости оказался отнюдь не добродетельнее султанов белой. Кереи и узки терпели от него такие поборы, что времена Вали и Айганым представлялись им как самые лучшие. В аулах поговаривали разное. Уже известно было, что снятый с ага-султанства Чингиз едет в Омск, но к этому добавлялась и вторая новость: Кусмурунский округ не будет больше существовать самостоятельно, его присоединят к Кокчетавскому округу. А во главе поставят, — кого бы вы думали? — Чингиза! И хотя о Чингизе мнение не было единым, многие побаивались ею своеволия, все же надеялись — он будет лучше покойного Зильгары и его ко всему равнодушного сына Мусы. Поэтому ему везде стремились оказать хорошую встречу, и дорога, рассчитанная на одни день, растянулась на четыре.
Как относился к этим слухам сам Чингиз?
Ему еще никто прямо не предлагал новой должности, по казахи справедливо говорят — без ветра и трава не будет качаться. И у доброй и у худой вести есть всегда источник. В Омске его поддержат, в этом он почти не сомневался. Оставалось только молиться двум святым и одному богу.