Когда Чингиз толковал с аульными старейшинами, Чокан и Гриша уединялись. Чокан продолжал брать у своего нового друга уроки русского языка. Он запомнил уже всю азбуку и научился — правда, еще не без путаницы и ошибок — складывать буквы в слова. И на бумаге и без бумаги. Гриша только дивился памяти и способностям Чокана, думая про себя, что он так же легко будет постигать любые науки и не останется ни одной, которой он не узнает.
Занятия русской азбукой были для Чокана увлекательной игрой.
— Только смотри, Керей! — шутливо грозил он Потанину. — В корпусе об этом никому не рассказывай.
Гриша утомлялся быстрее Чокана. Особенно в дороге его клонило ко сну.
Под легкий шум колес, глядя на однообразно покачивающиеся крупы лошадей, на пыльную придорожную траву, Чокан раздумывал об этом путешествии, самом большом в его короткой жизни. То, что ему приходилось видеть в родном ауле, по сравнению с нынешними впечатлениями было холмиком рядом с горой.
Сколько новых людей, станиц, больших и малых аулов, Кзылжар с его купеческими особняками, а впереди — Омск!
Другими глазами увидел Чокан и отца. Он помнил его с тех пор, как помнил себя. Помнил первым человеком Орды, самым сильным, самым гордым, надежнее его нет на свете. В путешествии он оказался непривычно робким. Не очень-то с ним посчитались в рыбацком поселке. Не так с ним разговаривал и Кусемис в Ыстапе, и Сатыбалды в Кабане. А в Кзылжаре и теперь, в пути, он держит себя с Малтабаром так, будто Малтабар — хан, а он его слуга. И называет его с почтением — Малтеке. «Доброе утро, Малтеке. Благодарю, Малтеке. Я согласен, Малтеке».
Разве так говорил отец, разве так он поступал, когда чувствовал в своих руках силу и власть. Не только батраки, но и богатые торговцы, и даже те, что признавались уважаемыми людьми рода, не осмеливались заходить без разрешения в его Белую юрту. Никто не решался заговорить с ним, как равный с равным. Он белая кость, ханский потомок. С уважаемым бием, с известным баем, поднявшимися из низов, из черной кости, внешне Чингиз был благосклонен, но в душе презирал их. Чокан своими ушами слышал, как он говорил ага-султану оренбургских казахов Ахмету Жантурину. Эти слова были словно предвестьем сегодняшней поездки:
— Выхода нет, прошло время ханов, приходится считаться с той уважаемой черной костью. Я б их всех втиснул в шелуху одного просяного зернышка.
И богатый, случается, умирает от голода. Презиравший всех Чингиз оказался пленником в шелухе просяного зерна. Власть ага-султана потеряна, остался один скот, да и его не так много: четыреста лошадей, меньше тысячи овец, верблюдов едва хватает на одну откочевку. Скот до первого джута, как слышал Чокан. Так можно оказаться и на такыре нищеты.
Выходит, торговец Малтабар куда богаче, а значит, и почетнее отца. Малтабар при Чокане хвастал, сколько денег он получает с одной ямарки. Таких денег его отец вообще не видел. Почему Чингиз стремился увести сына от лавок, почему за всю дорогу не купил ему ничего? Да потому, что у него нет денег. Вот он и унижается перед теми, у кого они есть.
Чокан зажмуривал глаза как филин, дремлющий днем на суку. Что такое богатство? Что такое бедность? Почему богатство Малтабара недосягаемо для отца?
Прежний порядок вещей был нарушен. Мальчик не задумывался раньше над судьбой бедняков из аула Карашы. Он просто знал они самые несчастные на свете и находятся в зависимости от Орды. Это было так же естественно, как естественно, что он сын своего отца. Но теперь он повидал еще рыбаков. В Черном ауле у каждого был кров над головой, было у каждого свое — пусть маленькое — хозяйство. У рыбаков и этого не было. Жизнь их зависела от случая. Сеть не заменит вымени, рыба не скот. Она не слушает бича. И как рыбаки живут зимой? Чокан просто не мог себе представить, как можно жить в холода в этих камышовых хижинах. А что станется с его тезкой — маленьким Чоканом?
Так один за другим возникали вопросы, а ответа на них не было. Как не приходил ответ и на то, почему не помогают друг другу братья Тлемис и Кусемис, Малтабар и Кул-табар… Как можно сетовать на Тлемиса, как можно его бранить, если он сам беспомощен, а вот Малтабар все бы мог сделать для брата, но не делает. Значит, у него такая черствая душа? Значит, он так дрожит за свое богатство?
Чокан вспомнил, как однажды в ауле акын Жаманкул рассказывал сказку о добром страннике Асан-Кайгы, искавшем для народа на своей верблюдице Жельмая по всей степи страну счастья Жер-Уюк. Асан-Кайгы так и не нашел ее. После бесплодных скитаний он возвратился домой и, бесконечно усталый, произнес печальные слова, жалея и людей и всех живых, населяющих землю.