И Чокан слегка застонал, притворяясь, что просыпается. Отец тут же подсел к нему, положил руки на плечи:
— Что, Канаш-жан?
— Апа-а-а! — звонко протянул он, прекрасно понимая, что Зейнеп далеко. Ему захотелось испугать отца.
— Мы же не дома, Канаш! — с плохо скрытой тревогой попытался урезонить его отец.
Чокан уставился на отца еще влажными от слез глазами:
— Каймака хочу.
— Будет и каймак.
Чингиз быстро вышел из комнаты и через две-три минуты вернулся с большой пиалой, доверху наполненной каймаком:
— Ешь, Канаш.
Чокан взял чашку, медленно рассмотрел ее, слегка пригубил и капризно протянул обратно:
— Я ведь каспак просил, а не каймак.
— Есть и каспак, — спокойно ответил отец, решив в последний раз побаловать сына, потакая ему во всем.
И снова вышел.
Чокан не узнавал отца. Никогда он не приносил ему чашки к постели. Что это с ним случилось? Да ведь он же отец мне, единственный здесь близкий человек. Он же любит меня. Поэтому и нежничает. Ему хочется, чтобы я остался учиться. Вот он и старается угодить. И Чокану стало стыдно.
Когда отец принес каспак и теплый еще калач из кислого теста, Чокан не только бросил капризничать, но принялся так охотно уплетать за обе щеки, что отец улыбался от удовольствия: а я-то его считал разборчивым лакомкой. Он дома поклюет, поклюет, там отщипнет кусочек, там возьмет горсточку, глоток каймака, глоток саумала, глядишь — и сыт. Больше его не уговоришь. Но если Зейнеп предложит ему что-нибудь одно, он непременно попросит другое. А здесь, вдали от дома, взбрыкнул один раз, почувствовал свою вину и теперь за один присест съел все до капельки, до крошки.
Даже по этой, казалось бы, пустяковой, причине у Чингиза росло доверие к сыну. Но когда Чокану вздумалось погулять, он пристально следил за ним из окна.
…Вот он перелез через забор, сделал несколько шагов в сторону леса, но вернулся обратно, спрыгнул снова по двор и вдруг решительно направился к воротам.
Чокан шел на голос Гриши Потанина. Его услыхал и Чингиз. В это мгновение ему захотелось быть поближе к сыну и он поспешил к ним. Его умилила встреча. Мальчики радовались ей, словно не виделись целую вечность. Они обнимались, хлопали друг друга по спине, перешучивались, мешая русские и казахские слова. И снова обнимались.
— Постой, Чокан. Я расскажу тебе, что было вчера. Я, понимаешь, к Старкову прошел, Евгению Ивановичу. Он сибирский казак, как и мой отец. Офицер. Вместе с моим отцом в казачьем войсковом училище учился. Преподает у нас географию и за порядком следит. Он поможет тебе. Честное слово, поможет. Я ему все рассказал. И про твою память, и про то, как русскую азбуку начали учить. Еще я ему сказал, что отец за тебя просит. Он пообещал все устроить. Говорил, правда, что придется тебе в приготовительном классе побыть. Присмотрятся к тебе, определят, как быть дальше. Пусть, предупредил, не обижается, если не будет успевать. Тогда ему уж никто не поможет. И знаешь, Чокан, что я ему ответил? Вы не сомневайтесь: он не только первый приготовительный, но и второй за год окончит.
Чокан еще не знал разницы между первым и вторым приготовительным, но всего приятней и яснее была сама забота о нем нового друга. Так бы, должно быть, поступил и долговязый Жайнак.
Похвалил Гришу и Чингиз.
— Очень хорошо ты сделал, Керей.
Но Чингиз, чтобы не омрачать искренней радости мальчика, промолчал, что главное уже подготовил Драгомиров, что от Старкова зависит не столь уж много. Но и такой разговор, по мнению Чингиза, был далеко не лишним.
— Чокан мой, Канаш! — продолжал с той же напористой быстротой Потанин, выговаривая казахские слова на казачий сибирский лад. — Пойдем наш корпус смотреть. Чудесный дом! В него все кпытаны и кукалы вместятся и еще найдется место для целого аула.
Чокан слушал и с восхищением и настороженно. Он был только на пороге окончательного решения. Его еще смущал город, еще всем своим существом он тянулся в родную степь. Одно дело уговоры взрослых, даже отца: на словах он согласился с ними, а в душе еще копошились сомнения. Надо было их отбросить раз и навсегда или…
— Пойдем, Чокан!
Гриша взял его за руку, и он стригунком на поводу покорно пошел за ним. Пошел в кадетский корпус, здание которого видел лишь во время короткой остановки на пути к Коробейниковой.
Мы пока распростимся с нашими юными друзьями, чтобы рассказать читателям о возникновении кадетских корпусов вообще и Омского кадетского корпуса в частности.