… Варвара вышла за ворота и ахнула. Она едва узнала Чингиза в чужом поношенном малахае и чекпене из верблюжьей шерсти.
— Это вы, Чингиз Валиевич? К чему такое переодевание? Вас все равно узнал мой батрак.
— Так лучше. Потом узнаете. Вы мне скажите, как там мой сын?
Голос Чингиза был приглушенным, грустным.
— Спит ваш сын. На той же постели, где и спал.
— Я пройду к нему, посмотрю.
— Только смотрите, не разбудите, а то опять начнется.
— Нет, я буду осторожен. Только я пройду один, хорошо? А света мне не надо. Я все увижу, все пойму и так.
Чингиз неслышно вошел в комнату. Сел на пороге, испытывая слабость в йогах. У него всегда было так. Гнев сменялся нежностью, уверенность в своей силе — жалким чувством бессилия. Даже любовь к сыну проявлялась у него в разное время по-разному. Сейчас преобладала тревога. Только бы он не проснулся. Но Чокан спал крепко. Крадучись подошел к сыну, чуть коснулся виска Чокана, втянул по привычке степняка его запах. И расчувствовался окончательно. Слезы покатились из его глаз. Одна капля упала на лоб Чокану. Тяжелая холодная капля. Чокан заворочался, пробормотал сквозь сон:
— Апа! Мама!
Повернувшись на другой бок, задышал ровно и спокойно. Чингиз так боялся разбудить сына, что не посмел больше быть рядом. Крадучись, еще осторожнее, покинул комнату. Его так шатало, что он хватался за стены.
Варвару напугал его вид. Ей показалось, султан всхлипывает. Вероятно, это так и было. Странный человек, подумала она, то бьет сына, то плачет. Понять ничего нельзя. Для порядка она спросила:
— Что случилось, Чингиз Валиевич?
Она и не ожидала ответа. Снисходительно и бесстыдно усмехаясь, Варвара глядела ему вслед. Он удалялся расслабленной неверной походкой, и неизвестно еще было, придет он сюда или не придет.
Для Варвары Коробейниковой многое оставалось непонятным и в характере киргизского султана и в поведении его сына. Смышленый мальчик, скоро юношей будет, своенравен, упрям, а может плакать и капризничать как дитя. Как он чувствует себя там, в темной комнате?
И Варвара, жалея его бабьей жалостью, жалея его такого стройненького, смугленького, с переменчивыми глазами — то озорными, насмешливыми, то печальными, растерянными, безмужняя, бездетная Варвара пошла на азиатскую половину и решительно распахнула дверь, за которой спал в своем беспокойном сне Чокан.
Варвара сбросила с себя платье, легла с ним рядом под одно тонкое покрывало. Обняла мальчика, прижалась к нему. Он вообразил, что это отец и, отвечая лаской на ласку, еще теснее приник к Варваре, пробормотал что-то невнятное и глубже погрузился в безмятежный сон. Она поворочалась, поворочалась и тоже задремала. Беспокойно, смутно, тяжело.
Чокана первого разбудил солнечный луч. Должно быть, долго я спал, подумал он и хотел свободно и широко потянуться. Но тут же почувствовал, что зажат в чьих-то руках. Отец снова приехал? Нет, не отец. Это не его дыханье, не его запах. Чокану стало муторно, когда он увидел толстое жирное плечо Варвары. Значит, это она пришла к нему ночью, стиснула его. Он попробовал осторожно выскользнуть, одеться и сбежать. Но в это мгновенье Варвара проснулась:
— Полежи еще, мальчик! Куда ты?
Чокан пришел в ярость. Полураздетая толстая женщина, ее потные руки и полусонные глаза вызвали у него приступ отвращения:
— Да пусти же ты, корова!
— Ах ты окаянный степной дикарь! — разозлилась Варвара. — Погоди же ты, миленький!..
И неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы в дверях не появился Гриша Потанин.
Гриша молниеносно принял сторону своего друга.
Варвара, нисколько не смущаясь ребят, бросая то на одного, то на другого раздраженные взгляды, оделась и поспешила ретироваться, дабы избежать громкого скандала. Мало что могут наговорить на купчиху, у которой нет надежного заступника.
Мальчики остались одни. Затравленный, смятенный Чокан едва пришел в себя и кинулся навстречу Грише:
— Керей!.. Кургерей! Братишка!
Чокан плакал взахлеб. Он не сразу даже с помощью друга смог унять свои слезы.
— Уйду из этого дома, Керей…
Перестав наконец плакать, он ничего не стал рассказывать Григорию, а Григорий ни о чем не расспрашивал его. Как бы подхватывая слова Чокана, поддакивая другу, он повторил: