Но дальше — больше. В следующем классе увеличилось число военных дисциплин — тактика, артиллерия, фортификация, опасные для инородцев науки. И опять они оказались запретными для Чокана. По счастью, их преподавал полковник Карл Казимирович Гутковский, в то время помощник военного губернатора области сибирских киргизов.
Чокан бывал дома у Гутковского. С дочкой Карла Казимировича, с гимназисткой Катей, совсем девочкой по сравнению с ним — она была года на четыре моложе, занимался французским языком. Жена Гутковского Екатерина Яковлевна добродушно подшучивала: «Воркуют, как жених и невеста, будет наша дочь женой султана». Карл Казимирович, которому очень нравился Чокан, отвечал также полушутя: «Не султана, а образованнейшего офицера с большой будущностью».
Чокав в этом доме чувствовал себя тепло и однажды откровенно пожаловался Гутковскому:
— Карл Казимирович, вот вы говорите, я буду офицером. А какой же я офицер без военных знаний? Я уже раз хотел сбежать из корпуса. Может быть, я был прав?
— Нет, молодой человек, оставьте эти мысли. Конечно, я не в силах изменить правил. На них высочайшая подпись. Но я вам достану все необходимые книги. Читайте внимательно. Что будет непонятно — я объясню. Но закончить корпус просто необходимо.
Гутковский переубедил Чокана и вручил ему учебники: курс артиллерии Маркевича и Веселова, фортификации Те-лякова и Госмара, учебник тактики генерала Шитова, кавалерии — Граббе. И еще несколько книг по военному искусству, в том числе и труды известного военного теоретика Карла Клаузевица — «Итальянский поход Наполеона Бонапарта 1796 года», «1799 год», и «1812 год», тоже о Наполеоне. Эти книги не были переведены на русский язык и имелись в Омске только у Гутковского. Клаузевица, критически относившегося к деятельности Кутузова, будущим офицерам обычно не рекомендовали. Тем с большим интересом знакомился Чокан с работами немецкого генерала, поклонника Гегеля и знатока военной истории.
… Последний учебный 1852–1853 год Валиханов в корпусе занимался преимущественно историей русской культуры, новой историей, языками и законоведением, а военных лекций не посещал, читая дома книги из библиотеки Гутковского.
Карл Казимирович пробовал поговорить с директором корпуса генерал-лейтенантом Павловским — не сделать ли исключение для этого молодого, способнейшего султана. Павловский и сам хорошо относился к Чокану, но от такого смелого шага воздержался.
И Чокан читал. И учебники, и Клаузевица, и книги о походах и путешествиях. Его одинаково волновали и страницы, посвященные победоносным маршам Александра Македонского через горы Гиндукуша и в долину Сырдарьи, и кругосветное плавание капитана Джеймса Кука. Он изучал историю колониальных войск англичан, французов, испанцев. Его манили по-прежнему загадочные страны Азии.
Его тянуло к людям образованным. И получилось само собой, что перед юным кадетом открылись двери лучших домов Омска.
От дома Гутковского путь вел к дому его родственников Капустиных, связанных в свою очередь родством с известным тобольским домом Менделеева, известным лучшей библиотекой в Сибири. Прекрасная библиотека была у Капустиных и здесь. Рассказывали, что книги в Омск везли они на пяти подводах. Капустин-младший, Сергей Яковлевич, недавно кончил Казанский университет, не чуждался идей утопического социализма и любил вести несколько свободолюбивые разговоры. Капустин-старший сквозь пальцы смотрел на возвышенные забавы брата и добросовестно исполнял приятные обязанности самого щедрого омского хлебосола, которые успешно разделяла с ним и его молодая жена. Она преподавала в женской гимназии французский язык и литературу и, отличаясь романтическим складом характера, охотно принимала на себя роль хозяйки просвещеннейшего в сибирском городе салона.
В доме Капустиных, в Мокром, в Фортштадте, принимались и ссыльные, бывал там и сам генерал-губернатор Густав Христианович Гасфорт.
Он и приметил там смуглого юношу, в сторонке увлеченно читавшего какую-то географическую книгу. Это легко можно было видеть по карте, на которой то и дело оставлял одному ему ведомые знаки Чокан.
— Это Валиханов, сын старшего султана, ваше превосходительство, — услужливо шепнули ему.
— Слышал, а как же, слышал, — прогудел Гасфорт, — вы потом представьте его мне.
— Умнейший юноша из инородцев, ваше превосходительство, образован, страсть к путешествиям имеет.
— Буду думать, куда наиполезнейшим образом направить его способности. Нам нужны преданные люди из киргиз-кайсаков. Буду думать.