В то время, о котором идет речь, мальчик не мог не замечать, что врагов у отца становится все больше и больше и к самым сильным из них принадлежит Есеней. К лету 1847 года страсти накалились, хотя в степи с виду было спокойно. Рядом с ханским аулом оставался только аул Карашы. И можно было наблюдать, как вдали караванной цепочкой тянулись на джайляу другие аулы округа.
Правда, в поле зрения Чокана попадал еще один аул, вернее два, располагавшиеся бок о бок. Их юрты стояли к северу от озера в пойме реки Обаган. Главою кочевья был уже известный нам Отей-бай и одновременно бий, происходивший от ветвей Отей и Дауш рода Уак. Правой рукой его стал сравнительно молодой бий Тулеген, человек живой и находчивый, служивший ему верой и правдой.
Весною аул Отея позднее других снялся с места, но летом неожиданно вернулся снова, когда остальные аулы еще продолжали кочевать на джайляу.
Мальчик догадывался: тут что-то не так. Но всех подробностей, естественно, он знать просто не мог.
Необычные кочевые маршруты аула Отея определяла тоже вражда, разгоравшаяся в степи все жарче и жарче. Роды Керей и Уак под водительством хорунжего Есенея вели ожесточенную борьбу с ханской ставкой, с Чингизом. Им были не по душе преимущества, полученные им от русского правительства. И больше, чем войско в русской крепости, их раздражали посягательства Чингиза на землю, на пастбища, на сложившиеся веками родовые обычаи.
Отей и Тулеген вначале не хотели ссориться с Чингизом.
— Мы остаемся на месте, — говорили они посланцам Есенея.
Но их не оставили в покое.
— Либо вы с Чингизом, либо вы с нами. Если вы поддерживаете Чингиза, значит, вы наши враги. Что мы готовим Чингизу, то достанется и вам. Присоединяйтесь к нам, тогда будем бороться вместе.
Гонец говорил веско. За каждым его словом стояла сила. Отей и Тулеген, искушенные в спорах, заколебались.
— Медлить нельзя! — настаивал гонец. — Чингиз будет повержен. Вы же сами видите: он не выезжает на джайляу, он думает, его спасут русские солдаты в крепости. Но и они ему уже не помогут. Кочуйте на джайляу с нами. Иначе вам придется на своей спине испытать крепость ударов наших соилов и плетей.
Это был уже приказ. И ему нехотя подчинились. Отей и Тулеген присоединились к аулам, суетливо уходящим на джайляу.
Но кочевка не принесла удачи. И на джайляу земля оказалась бесплодной, сухой и горячей, как такыры пустыни. Полынь с типчаком зазеленели, после того, как в степи прошли скудные талые воды. Зазеленели и сразу засохли. Дожди не выпадали, немилосердно жгло солнце. Земля источала пыль и становилась похожей на камень. Аулы разбредались в поисках пастбищ.
В ту пору душного солнцепека — ни травинки на земле, ни капли с неба — в грустное кочевье Отея дошла весть, что в поймах Тобола и Обагана прошли дожди, и уже совсем иссохшие луга вновь покрылись травой. Аулы тронулись в сторону ожившей поймы двуречья. Отей и Тулеген сделали остановку у Замыкающего родника Кусмуруна, раскинули походные юрты, дали отдых уставшему и сильно истощенному скоту.
Чингиз, понятно, знал, что Отей и Тулеген примкнули к его врагам. Их возвращение разозлило султана. Он послал своего приближенного и велел передать слово в слово:
— Съезжайте немедленно с моей земли и останавливайтесь там, где вам угодно.
Измученные тяжелым кочевьем бии отказались повиноваться и гневно ответили:
— Земля не принадлежит человеку, бог ею владеет. Этот край — общий для всех казахов. Где наш скот, там и наша степь. Пока не передох скот, будем стоять здесь.
С тем и возвратился гонец к Чингизу. Шепе, исходя злобой, подзадоривал брата. Дескать, давай обратимся к солдатам в крепости и сгоним с лугов этих уаков.
Но Чингиз был достаточно сдержан и рассудителен. Он и прежде не очень слушал Шепе, мало разбиравшегося в нынешних сложных отношениях. Чингиз уже не раз убеждался, что советы брата не приводят ни к чему хорошему. Теперь они были вдвойне опасны.
Чингиз осведомлен был и о том, что помимо воли, казахи, входящие в Кусмурунский округ, собирают совет — ширпыши, и люди, которые прибывают на совет, плетут козни против ханской ставки. Отей и Тулеген тоже будут участвовать в этом ширпыши, а они пользуются уважением в родах Керей и Уак.
Но едва ли не главной причиной сдержанности Чингиза был недавний приезд к нему в аул Александра Николаевича Драгомирова. Этот влиятельный омский офицер, служивший ныне в штабе Отдельного Сибирского корпуса, проезжал казачьей укрепленной линией от Омска до Оренбурга по распоряжению военного министра и заехал в Кусмурун к Чингизу Валиханову, своему ровеснику и однокашнику, которого знал еще по войсковому училищу.