— Неразумный ты, Чокан! Болтаешь неизвестно что.
Но слова уже были произнесены, и многим пришлись по душе:
— До чего умный ребенок! Большим человеком будет!
… Мчались кони, кренилась на ухабах повозка, а Чингиз вспоминал.
Не переводились гости в его доме. К доброй половине гостей принадлежали красноречивые бии, те самые, которых с усмешкой называют людьми с железными глотками. Стоит им собраться вместе, как без устали, без перерыва они будут соперничать друг с другом в искусстве спора, в остроумии, в знании народных шуток и присловий.
Чокан с детских лет любил слушать эти состязания биев.
Он слушал, затаив дыхание, старался все понять, запомнить, и чаще всего это нравилось гостям.
В дом Чингиза решать аульные тяжбы собирались бии Кусмурунского округа. Дважды собирались бии двух округов — Тобольского, находящегося на оренбургской территории, и здешнего, Кусмурунского, относящегося к сибирским казахам. Первый раз они собирались в ауле Ахмета Жантурина, второй — в Орде Чингиза.
Чока ну было уже девять лет, когда он присутствовал при разборе тяжеб оренбургских и сибирских казахов.
Тяжбы — тяжбами, а состязание в красноречии шло своим чередом.
Первым на совете выступил бий Токсан из рода Керей. Он по своему обыкновению так затянул речь, перегружая ее отступлениями к месту и не к месту, что другие даже разволновались: мол, успеют ли высказаться и они.
Тогда кипчакский бий Избасар, лишившись всякого терпенья, оборвал Токсана:
— Тебя все величают «Токсан, Токсан!», а ты всего-навсего Томаша.
Высокий, крупного телосложения Избасар этими словами хотел унизить тщедушного маленького Токсана, сравнив его с крохотной птичкой.
Оскорбленный Токсан не остался в долгу:
— Ты считаешь, Избасты, что произнес достойные слова? Томаша хоть и птичка-невеличка, но, откладывая девять яиц, из одного выводит соловья. Пускай большая коза приносит двойню, собака — восьмерых щенят, свинья — десять поросят. Но они и остаются козами, собаками, свиньями. Не гордись, мой друг, своей толщиной и ростом.
Избасар побагровел, готовый излить всю свою злобу на Токсана, но его вовремя одернул Наурызбай, его сородич, один из уважаемых кипчакских биев.
— Прекрати, Избасты! Шайтан тебя путает…
Это были дни, когда разгоралась вражда между кереями и Чингизом. Чокан уже кое в чем разбирался и отличал недругов отца от его друзей. Известно ему было, что кереи прислушиваются к каждому слову Токсана. Видя, что в этом споре Токсан побеждает, мальчик решил, что надо ему нанести удар.
И в юрте неожиданно раздался негромкий, но звонкий голос Чокана:
— Бий Токсан, вы сразу стали и соловьем и тарантулом. Но скажите, почему ваши пращуры носили имя Тарышы?
На многих лицах заиграли улыбки. Мальчик бил в самую точку. Все знали, что один из основоположников рода Корей родился вне брака за день до сбора урожая проса. Поэтому он и получил имя Тарышы — Просяной. Токсан вел свою родословную как раз от этого Тарышы. Чокан тронул самое больное место в его происхождении. Бий вспылил:
— Зачем ты это вспомнил, сынок. Должно быть, предок мой рожден от слуги. Слуга — тоже человек. А ты от кого произошел? От архара, от животного?
Токсан намекал на боевой клич ханского рода — Архар! Уж если у них клич такой, значит, и родословную ведут они от архара.
Чокан не смутился и молниеносно ответил:
— Нас этим не попрекнешь. Архар — благородный зверь. А кто станет отрицать, что пращур рода Керей — мухортая собака?
Неизвестно, чем бы закончился этот спор, какой новый взрыв негодования вызвал бы он у кереев, если бы Чингиз, и обрадованный сообразительностью сына и напуганный его резкостью, не сказал:
— Не обижай старого человека, уходи отсюда. Здесь тебе не место.
Чокан вышел, но друзья отца заговорили наперебой с изумлением и гордостью:
— Веские слова мальчугана! Ничего не скажешь!
— Его деда по матери, Чормана, в тринадцать лет стали называть мальчиком-бием.
— А этот уже сейчас готовый бий… Чормана перегнал.
Одни цокали языками от удовольствия, другие злились. Но в уме и находчивости Чокану никто не отказывал.
… Все это до каждой мелочи припоминал в пути Чингиз. Султан рано начал надеяться, что придет время, и сын займет его место. А теперь он сам отбился от своего стада, как айгыр — вожак от куланов. Будущее Чокана перестало быть ясным. На свой лад судьба сына повторяла его судьбу. Когда Айганым потеряла ханство, когда пошатнулись ее дела, она отправила его, Чингиза, в Омск учиться у русских. Годы ученья помогли Чингизу. На лодке, построенной в войсковом училище, он пустился в плаванье в степное море, достиг власти, вел за собой Кусмурунский округ. И вдруг все изменилось. Лодка перевернулась. Он держался за ее днище, качался на волнах, и не ведал, скоро ли пойдет ко дну. Чингиз уже перестал надеяться, что сын займет его место. Его тревожило будущее Чокана, и он протягивал сыну ту соломинку, которую в свое время протянула ему самому Айганым. Что ж, пускай поучится у русских уму-разуму, наберется знаний. А что будет дальше — известно одному аллаху.