К обеду для Зейнеп приготовляли мясо молодой жирной козочки. Привередливая Зейнеп отказывалась от мяса козленка-самца. Ей казалось, что от него попахивает старым козлом, а мясо самочки отдает ароматом меда. Изделий из теста к мясу не подавали — муки и в доме Чингиза часто не хватало. Нарезанное мясо подавалось в продолговатом фаянсовом блюде, а в качестве приправы подсыпался тот же белый иримчик. Только один Чингиз мог брать мясо с блюда собственной рукою. Никто другой не смел и подумать об этом. Столько же мяса приготовляли и в отсутствие мужа. Из этих же продуктов приготавливался и ужин. Но сама Зейнеп ела не много. Зато после нее с аппетитом принималась за еду Кунтай и другие женщины из столовой юрты. Зейнеп не скупилась. Если выведутся козочки в Орде — их сколько угодно в соседних аулах. Некоторые семьи, прежде не имевшие коз, теперь разводили их в угоду Чингизу и его жене.
Легкая и стройная в невестах, Зейнеп мало-помалу начинала входить в тело, полнеть. А в год, когда Чокана отправили на учебу в Омск, про нее уже начинали говорить: «Смотрите, наша келин скоро будет вылитой свекровью». Некоторые утверждали, что у нее и сердце стало заплывать жиром. Мол, поэтому и есть она стала меньше, чем прежде.
Ей, не потерявшей вкуса к нарядной одежде, труднее стало красиво одеваться. Благо, нашелся в недалеком Баглане татарин-портной, кроивший так ловко платья для Зейнеп, что они приходились ей по фигуре, не подчеркивая ее полноту.
Охотница до нарядов и дорогих вещей, она приучила Чингиза постоянно заботиться о ней. Самым близким городом для сибирских казахов был в те времена Ирбит, находившийся верстах в двухсотпятидесяти от Кусмуруна. Основанный в уральских предгорьях еще в шестнадцатом веке, он был шумным торговым центром. Кто не слыхал о знаменитых ирбитских ярмарках? А в северных степях Казахстана многих зажиточных баев и торговцев, ездивших туда за товарами, называли не иначе, как «скакунами Ирбита». Эти «скакуны» обычно меняли в безденежных аулах товары на скот, шерсть и кожу, а порою ссужали товарами и в долг не без выгоды для себя.
Самым лихим «скакуном» Ирбита в окрестностях Кусмуруна слыл Дюйсеке, сын Естаса из токымбетского ответвления кереев. Он был пожалован русскими властями званием купца первой гильдии. Чингиз от Дюйсеке и получал из Ирбита все необходимые товары.
Однажды Дюйсеке привез Чингизу только малую часть его заказов и далеко не то, что хотела Зейнеп. Она раскапризничалась, разозлилась и сказала мужу, который тогда не смел ей и прекословить:
— Что он только нам навез? Разве это мне надо? — и расшвыряла товары по юрте.
Чингиз сгорбился, промолчал. Гостивший в его доме видный острослов Шокай из аргынцев шутливо съязвил:
— Эх ты, Чингиз! Про тебя говорят, ты рыка льва не боишься, а тут коза заблеяла — ты и струсил.
Чингиз промолчал, только еще ниже опустил голову.
Еще больше разобиделась Зейнеп. Привести ее в доброе состояние духа могла только одна Кунтай, безропотно выполнявшая все просьбы своей хозяйки, но умевшая гасить и ее капризы.
Кунтай была связана с Зейнеп не только судьбой обычной служанки.
В день, когда Зейнеп родила Чокана, и у Кунтай родился сын, нареченный Жайнаком. У Зейнеп вскоре после рождения первенца заболели груди, и почти пропало молоко. Кунтай стала кормилицей Чокана и полюбила его нежно, как мать. И после того как прошла болезнь, у Зейнеп молока не хватало, а у Кунтай его было вдоволь. Кунтай даже называли женщиной с сосками киика — дикой козы. Чокан пил и ее обильное молоко и скудное молоко родной матери. Продолжал пить и когда уже научился топать ножками. Привязавшись к Кунтай, припадал к ее груди, как к материнской. И она нежно называла его «мой тельгожа», мой выкормыш, мой ягненок.
Каждый год или полтора года у Зейнеп появлялись новые дети, и Кунтай выхаживала и их, только, вероятно, с меньшей любовью, чем Чокана.
С собственными детьми ей не повезло. Первого ее мальчугана Малгельды задавил верблюд. Недолго прожила и дочка Нарша, рано умершая от оспы. Третьим был ее сын Жайнак, ровесник и друг Чокана.