Командор, заглянув в компьютерную студию, застал Кирилла за работой. Он был в полном погружении – ничего не вижу, ничего не слышу. Его покрасневший от усталости взгляд упёрся в экран – атташе с кем-то разговаривал по спецсвязи. На разных мониторах можно было увидеть затылок американца, его лицо и отдельно губы.
Калачов пристроился рядом:
– Новости есть?
Не отрывая глаз от экрана, Кацэ утвердительно кивнул и только после этого осознал, что у него в гостях начальство:
– О! Командор! – лицо Кирилла озарила лучезарная улыбка. – А я как раз тестирую прямой эфир.
– Как это?
– Та-а-ак! Раньше моя муха могла передавать записи только ночью, вылетев через воздуховод на свободу. А теперь я смотрю за атташе вживую. Никто не знает, каким образом я преодолеваю глушилки сигнала и барьеры безопасности. Никто. Но я это сделал!
Теперь всё, о чём говорит Фрэнки, оперативно преобразуется в текстовый файл, – он указал на монитор, где автоматически набирался текст разговора американца.
– Кто у нас «Фрэнки»?
–«Фрэнки» – это я такую кликуху атташе дал. Больно он на одного мультяшного героя похож.
Далее Кирилл рассказал шефу о своих достижениях в области расшифровки разговоров.
– И самое главное, командор, – подытожил он свой рассказ, – что это сделано вовремя. Буквально час назад наш Фрэнки болтал со своим боссом. Кстати, директор ЦРУ – женщина.
– Я знаю – это не новость. Они разговаривали прямо по голофону?
Вопрос по поводу «голофона» был задан неспроста. Никто в разведсообществе никогда не будет передавать серьёзную информацию посредством обычной связи. Поэтому сразу возникал вопрос доверия к полученной информации. Вдруг провокация? Но Кацэ не удивился вопросу Калачова. Видимо, он тоже думал на эту тему:
– Нет, он говорил по какому-то странному аппарату похожему на доисторический кнопочный телефон. Очевидно, у них в эту систему связи какая-то мощная шифровка заложена. Такая мощная, что они не боятся прослушки.
– И о чём шла речь?
– Распечатку я для вас приготовил, патрон. Хорошая новость в том, что они не завладели проектом, который вёз Шелихов. И самого Шелихова не нашли. Вернее, их операция по извлечению материалов из пропасти провалилась. Какой-то каламбур получается. Из пропасти провалилась… Хе! – Кацэ хихикнул.
– Хватит размазывать информацию. Говори чётко, что с Шелиховым?
– Короче, кто-то там их бомбанул. Вся спецгруппа погибла. С Шелиховым не знаю что. Фрэнки говорит, что, вероятней всего, он погиб ещё до того, как прилетел их спецназ. Замёрз. Но это неточно, – Кирилл на минуту завис и продолжил уже совсем серьёзным голосом: – Командор, это, как мне кажется, не главная информация. Жаль не могу записать эту тётку из ЦРУ – губ её не видно. Но судя по реакции и ответам самого Фрэнки, американцы начинают в России какую-то грандиозную операцию. Они её назвали – программа расшифровки не даёт однозначного ответа – то ли «Мазарини», то ли…
– Паганини, – закончил за него Калачов.
– Точно, «Паганини» больше подходит. И ещё. Фрэнки сказал, что Паганини вернулся и готов к началу операции.
Глава пятьдесят четвёртая
18 апреля
Сочи, конспиративный дом ЦРУ
Хуже выстрела
Все эти дни Мару мучали предложениями работать на США. Как их зацепило! Предлагали все блага: кучу денег, гражданство, безвизовые полёты в любую точку мира, переезд всех близких во Флориду, дом в Майами, собственную лабораторию, славу и почёт. Отвечала всегда спокойно, без лишних эмоций: «Зачем мне всё это без любимого? Его уже не вернёшь. Остальное суета. Да и преувеличиваете вы мои возможности. Я всего лишь исполнитель указаний гения. А он умер». Нет, она не играла роль – таково было её реальное психологическое состояние…
…Сегодня они прекратили уговоры и зачем-то снова свели Мару с Бузмаковым. Вот он сидит рядом в кресле, прикованный кандалами к стальным подлокотникам. Голова склонилась на грудь. Вит, как ты жутко выглядишь! Что они с тобой сделали!? Скоты!!!
Ужасная картина результатов пыток наконец вывела девушку из состояния полной апатии.
Бузмаков никак не отреагировал на её появление. Словно она – пустое место. Или он уже не способен реагировать?