Вот как о враге отзываются исследователи [14]: «Дискурсы о Враге основаны на серии бинарных оппозиций, таких как добрый/ лой, справедливый/несправедливый, виновный/невиновный, рациональный/иррациональный, цивилизованный/нецивилизованный, – что может быть названо плавающими означающими. Как плавающие означающие эти дихотомии не имеют фиксированного значения, но они артикулируются до, во время и после конфликта. Более того, конструирование Врага сопровождается конструированием идентичности самого Себя, которое делается в антагонистическом отношении к идентичности Врага» (см. подробнее о плавающих означающих [15–19]).
Э. Лаклау (см. о нем [20]) в соавторстве с Ш. Муфф воспользовались не только термином «плавающего означающего», но и известным термином А. Грамши «гегемония» (см. взгляд на гегемонию с современных позиций [21]). Ш. Муфф (см. ее био [22]) считает задачей медиа создание полемических публичных пространств, где есть возможность высказывания несовпадающих альтернатив [23]. Правда, при этом такое понимание несколько не совпадает с ее же представлением о медиа как о проводнике гегемонии.
В другом своем интервью она говорит [24]: «В демократии никто не может тотально оккупировать место власти. Тоталитаризм, наоборот, всегда является попыткой сделать это и стараться снова занимать это место. Конечно, пустое место власти всегда кем-то занято, в противном случае у вас не будет политического порядка. Но реальная разница между демократическим и тоталитарным режимами лежит в том, что при демократии эта власть всегда временна и может быть оспорена».
Пропаганда 1.0 может иметь не только негативную, но и позитивную направленность. Памятники Ленина, стоявшие в каждом городе и поселке СССР, имели позитивную ориентацию. Просто идеологическая составляющая здесь стояла на первом месте, в большинстве случаев даже опережая эстетическую. Как в свое время написал Э. Неизвестный о советских памятниках, что их единственной функцией было занять место на площади, чтобы там не появилось что-то иное. То есть занятие физического пространства более важно, поскольку в символическом пространстве конкуренции уже не было из-за доминирования официальной идеологии.
Ж. Эллюль выделял два вида пропаганды: политическую и социологическую [25]. Политическая – нам хорошо знакома, это вертикальная пропаганда, идущая сверху вниз. В нашей классификации это Пропаганда 1.0, которая и вызывает сопротивление получателя, навязывает ему чужую точку зрения.
Социологическая (другими словами, горизонтальная) пропаганда – это влияние того, что человек видит вокруг себя. И, наверное, того, что не видит. По нашему мнению, население приняло перестройку из-за чисто бытовых контекстов. Все советские люди видели в кино или по телевизору, что такое окружает западного человека. Машины, телевизоры, джинсы выступили не в роли реальных объектов, а символов, которые указывали на более высокий уровень жизни. Эту пропаганду бытом ничем нельзя было опровергнуть. Людям все время говорили, что надо еще немного подождать. И этот лимит времени пришел к концу. Люди хотели того, что не видели вокруг себя.
В числе первых обратили внимание на роль пропаганды в современном обществе американские ученые. Г. Лассуэлл как первопроходец, например, оказался столь важен ([26–29]), что от него способны отталкиваться даже создатели контрстратегий революционной пропаганды [30]. В своей теории политической пропаганды Лассуэлл задает пропаганду как менеджмент коллективных отношений с помощью манипуляции значимыми символами [27]. Причем отношения он задает как тенденцию к действию на основании ценностной модели. Развитие современной пропаганды, по его мнению, подтолкнуло быстрое развитие технологических изменений. Это текст 1927 г., а что бы Лассуэлл сказал о роли изменений сейчас? И еще одна фраза из прошлого – «грамотность и физические каналы коммуникации ускорили связи между теми, кто правит, и теми, кем правят». Это вновь описание изменений и сегодняшнего дня, пришедших вместе с Интернетом. А мы можем сделать еще более общий вывод: технические новинки лишь усиливают пропаганду, а не работают против нее.
Пропаганда 2.0 имеет существенный минус в виде необходимости постоянного подключения к ней потребителя. Это легко сделать на ограниченном отрезке времени и гораздо сложнее на длительном (см., например, анализ взаимоотношений зрителя и пропаганды для российского современного телевидения [31–32]). При этом Г. Павловский акцентирует зависимость пропаганды от потребителя информации, а не от ее источника [33]: «Задолго до президентства Путина российское ТВ превратилось в стрессогенный управляемый инструмент. Российская пропаганда, о которой так много говорят, – это удовлетворение массового спроса на hate vision. Два года опаснейших импровизаций власти при неизменной поддержке населения России породили миф о всесильной российской пропаганде. Забыто, что пропаганда – лишь сервис политики. Она подсказывает тем, кто согласен вас поддержать, все необходимое: слова, нарративы, эмоциональный мотив. Рынок пропаганды в РФ – прежде всего рынок покупателя, а не продавца».