Плюнув в него, попав ему на пыльник, отвратная Зельда Цвенх ринулась прочь, к выходу. Я не знал, был ли у командира порыв догнать её, но он лишь стрельнул в неё последний раз взглядом, повернулся к решётке и снова принялся пытаться разогнуть прутья. Не сказать, что все его усилия были тщетны. Штыри поддавались! Но этого было невероятно мало. Тут же вскочила на ноги Цольга и присоединилась к действиям командира. Её глаза блеснули в неясном свете.
- Кюсок! Шал!
Я обернулся. Из рук выпала книга. Вот-вот! Вот-вот шар скатится на самый нижний жёлоб. Последний жёлоб, который висел над взрывателем!
Висел…
Я напряг ноги и подпрыгнул. Едва достал рукой до жёлоба. Достал, но и всего-то. Из этого вышло лишь одно положительное последствие — я понял, что последний жёлоб можно толкнуть, и он «кабрирует», то есть вскинется вверх, тем самым изменит угол. Короче говоря, он не даст шару скатиться вниз, на рычаг!
- Кюсок! Всё плавильно! Надо его… это… ню, ввелх!
Я подпрыгнул ещё. Бессмысленно! Едва его касаюсь. Даже толкнув его, я лишь заставлю шар откатиться назад, но дальше жёлоб снова опустится, и шар покатится куда надо! Куда не надо покатится!
Тщетными были и усилия просунуть руку через сетку, достать взрыватель или оторвать эту решётку с корнем прочь. Сетка мелкая была да и взрыватель был далековато.
Шар скатился на второй жёлоб снизу. Звук, с которым он совершал свою нисхождение, гулом и грохотом уже отдавался в моих ушах. По второму жёлобу шар неумолимо катился к следующему. К последнему…
Я без какой-либо надежды подпрыгнул ещё раз. Толкнул жёлоб! Достал! Однако… он быстро принял тот же угол, вновь склонился вниз, готовый провести шар к нашей гибели. А я? Я от усилия после прыжка не удержался и упал.
- Кюсок!
- Чвикликс говорит: Кусок!
Они не убегали. Они рвали штыри. Они кричали мне. Им, не-людям, было плевать на то, что их жизни оборвутся в пламени оглушительного взрыва. Они не собирались спасаться. Для этого варвара-квизза и гоблинши не было такого понятия, как спасаться. Спасаться без своего стрелка-радиста.
Шар с грохотом приземлился на последний жёлоб. Покатился. Я бросил взгляд в сторону друзей. Я испытывал гордость за то, что стал частью экипажа пикирующего бомбардировщика «Грач». Эти мгновения я запомнил на всю жизнь.
Замерло время, замер весь мир, замер сам Жан-Арен сан Клиест, в каком бы мире он нынче ни был. Лишь шар неумолимо катился по жёлобу.
Сан Клиест…
Мой взгляд скользнул по книге. По куче страниц без букв. По этой увесистой, пустой книге. Книге, которая…
Схватив «О вере в милосердие», я вскочил и ринулся, теряя на ходу пустые страницы, к жёлобу.
Шар почти скатился.
Я напрягся. Весь, не только ноги. Точно зверь, готовый к прыжку.
Шар близко к кромке!
Я прыгнул. Так я никогда не прыгал. Вытянул руки и книгу.
Шар на краю!
Мир замер!
Я что было сил впечатал книгу философа из Грагоса в стенку. Впечатал в стенку, ударив снизу по свисающему жёлобу. Впечатал и так и оставил. На полке под жёлобом! Отпустил книгу. Упал. Следом ко мне прилетела табличка «пройдёт лишь ответивший правильно».
А книга осталась на полке. Раздался дребезжащий звук скатывающегося шара.
Скатывающегося назад!
Жёлоб поднялся и изменил угол. Растрёпанная книга зафиксировала его, зафиксировала так, что шар вернулся почти к основанию, и выкатился с другой стороны последнего жёлоба. Выкатился и рухнул вниз, с глухим стуком упал на ковровую дорожку рядом со мной, лежащим, застывшем.
Книга зафиксировала жёлоб. Книга спасла нас. Её, такой толстой и увесистой по объёму страниц, именно её оказалось достаточно для этого!
Послышался смех. Я обернулся.
Друзья смеялись. Облегчённо и радостно. Вновь смеялись надо мной.
И я в этот раз был счастлив смеяться с ними!
Конец записи.
За горизонтами, в сумерках.
24, Глюсс, 940 г.
Борт «Грач».
Бортовой журнал экипажа.
За горизонтами, в сумерках.