Солнце заволокло тучами, когда мы выбежали из этого жуткого складского помещения, которое мне теперь точно будет сниться в кошмарах. Трудно было определить, как близок к нам вечер, но погода предвещала быть нелётной. Радоваться бы, что зной глюсса хоть немного успокоится, и вся Пропасть или хотя бы этот регион её освежится тёплым дождечком, да вот совсем это оказалось не кстати. Как бы ни кружилась вновь голова, как бы не ныли руки и ноги, а всё внутри предвкушало полёт. Нас ждёт следующий летун и, возможно, погоня.
А погода портилась!
Казалось, мы уже давно не дышали ветерком (и пылью), не слышали завывание гуляющего в этом карьере ветра, не наслаждались возможностью увидеть хоть что-то перед собой, кроме безумных игровых агрегатов мерзкого Полюццо. Так бывает, когда слишком долго чувствуешь себя заложником. Не важно, хитрой ловушки на старом складе или… режима Кукловода за Вратами Цитадели. Суть в одном: заложником ситуации.
Тем более, такой, которая вполне обещала окончиться быстро и фатально.
Но выбежали! Позади склад. Миновали дверь приёмной. Подгонямые будто эхом шагов, пробежали мимо всё той же тоскливой стойки. Мчались к дверям, за которыми нам снова сурово грозил красно-белый шлагбаум.
Эх, мысли были веретеном, крутились и обращались в шаль или свитер со множеством узоров-вариантов. Кто же? Как же? Зачем же? Полюццо в этот раз почти погубил нас всех. Со сложностью первой загадки нам повезло, а вот вторая… Что же будет дальше?
Не было пока времени и сил раздумывать над происшедшим. Впереди совсем-таки не отдых. Впереди новый летун. Как он там назывался?
Мы перемахнули белую с красными полосками преграду, выбежали прочь с территории прииска, его административных зданий и прочего. Нас ждала взлётно-посадочная полоса, «Грач»…
...и самолёт, взмывающий ввысь. Это был низкоплан, серый, теряющийся на фоне схмурившегося неба. Трудно было увидеть опознавательные знаки какие-либо на нём, но и без них было совсем-таки нетрудно догадаться, кто держит ручку управления.
Самолёт спешил затеряться в облаках. В тот момент меня так зло разобрало. Хотя я знал, куда они летят, и лететь следом в принципе своей воли-то и не было.
Они… это я сперва подумал, что «они».
Глаз, привыкший замечать даже краем своим приближение вражеского самолёта с любой стороны, тут же ухватил движение слева. Я выдернул «Аделаар». Командир — арбалет. Цольга упала на живот и выхватила свою СВГ. Прицелилась.
Первым делом я увидел, как Отто барахтается в воздухе, схваченный за горло. Далее я увидел, что чуть поодаль валяется пистолет. Его пистолет. А затем я вперил взор свой в того, кто вышел нам навстречу. Вышел, сдавливая мощной, мускулистой рукой горло отчаянно хрипящего и дёргающегося, приподнятого над асфальтом взлётной полосы Отто.
Командир защёлкал клювом. Зачирикал прерывисто.
Ответом ему было похожее чириканье, но с хриплым писком.
- Чвикликс говорит: мои ребята не тронут тебя, Клёк. Я это сейчас сказал и им, и тебе.
Клёк «Цет» сощурил свои чёрные глаза.
- Мне-бы о-чень хо-те-лось ц-ц-ц по-гля-де-ть, как к-к-к о-ни хо-ть по-пы-та-ют-ся э-то сде-ла-ть.
Шуршание его голосового динамика просто заставляло морщиться. Устройство явно работало из последних сил, немного сбиваясь, неидеально преобразовывая в кайзершпрех некоторые звуки, издаваемые этим квиззайи. Голос был лишён по этой причине эмоций, отдавал помехами и низким, скрипучим звучанием. Каждый слог произносился этим человеком-птицей с какой-то натугой, задержкой. Но глаза пристально смотрели на командира при этом.
- Чвикликс говорит: отпусти этого «куклёныша». Он без своей бабы не опасен.
Клёк «Цет» захихикал. И глянул на меня.
- Об-ме-ня-ешь на э-того?
В чёрных глазах этого квизза мелькнула звериная жажда крови. По-другому и не сказать, так он посмотрел мне в глаза.
Я держал его на мушке. Он был выше командира. Кожа его была желтоватой, бледной с эдаким грязным, болезненным оттенком. На ноги были нацеплены просторные чёрные штаны, подпоясанные ремнём и заткнутые в берцовые сапоги. Верх был оголён. Большая часть тела - развитые дельтовидные и мышцы груди (кстати, без наличия сосков), сильный пресс и жилистые длинные руки — всё это было исполосовано, обезображено шрамами в виде «Цет». Некоторые эти отвратительные порезы были старыми, зарубцевавшимися и потускневшими, некоторые же — свежими, словно кровь из этих ран ещё совсем недавно с трудом можно было унять. Плотное телосложение вызвало бы в ближнем бою с ним трудности даже у командира и меня сразу вдвоём против одного. Но мы держали его на мушке, готовые выстрелить. И Клёк ждал словно бы этого. Ни тени страха.