Да уж. Это не госпиталь. Но это и не завод по производству снарядов — того, что поддерживает пламя войны, которое так ненавидел этот змей. Это… отель. Прибыльное место. Это иной случай с аксиомой. Когда речь не о мире, не о войне. Когда речь о прибыли. Ведь Пропасть — это мир возможностей.
Уж не зумзацх ли владеет этим отелем из крылатой бестии?
Хм.
Не может быть! Второй подруги зумзацх командир не выдержал бы (стереть... или не стирать???).
Между тем, мы почти подошли к своеобразной «ковровой дорожке», ведущей к входным дверям — длинной нижней челюсти этой распахнутой пасти. Рогатая голова прям-таки лежала на глади озера, переливаясь наполированными чешуйками, а пасть доставала до берега. Я не слишком-то успел оценить красоты этого места. Озеро с одной стороны полукольцом окаймлял лес тёмно-зелёных, колышущихся на ветру деревьев, похожих на берёзы, но без характерной для этого растения окраски коры. С другой, прямо перед обрывом этого летающего куска земли, вздымался холм, поросший густой травой. Главной достопримечательностью для туристов был всё же не сам летун, а отель, как бы кощунственно не было бы так называть бедного змея.
Надо сказать, погода установилась к вечеру хорошая, тёплая. Заходящие лучи солнца играли на чешуйках бликами, точно искорками. Лучи, казалось, становились всё более осязаемыми по мере приближения сумерек. Они играли с нами, то прячась за рога огромного змея, то выпрыгивая и пытаясь ослепить. Я начал думать, что это просто идеальное место, чтобы придаваться размышлениям, уединиться, побыть в мире с собой и с природой, пусть её тут не так и много. И, конечно же, отдохнуть от суеты большого города. От войны… Хоть в этом заветы Наутила проявляются в полной мере.
Итак, красные узорчатые двери отворились от лёгкого толчка рукой и впустили нас в просторное фойе этого необычного места. Конечно же, внутри пасти само убранство и просто всё вокруг уже нисколечко не напоминало эту самую пасть. Оно было явно чуть увеличено за счёт некоторой переделки из зубастого рта с языком и нёбом во вполне стандартное помещение со стенами, полом и потолком. Стенами, полом и потолком, которые были богато и весьма роскошно отделаны и украшены. Многие мотивы в узорах на полу и стенах напомнили мне что-то и от Гнезда, и от Грагоса. Пол был устлан ковром, под которым проглядывалась кафельная плитка. Обои на стенах ещё выглядели явно обновлёнными, как и высокий белый потолок с шикарной люстрой посередине, что говорило о возможном недавнем косметическом ремонте фойе. Нельзя было не отметить множество украшений на стенах. Тут были и фотографии женщин и мужчин, квиззайи, среди которых я подметил одну даму-птицу, хотя рассмотреть мне её не предоставилось возможным. Не ускользнули от моего внимания разные грамоты в рамках. Видимо, отель был лауреатом премий каких-нибудь больших конкурсов отелей. Ну и совсем непостижимые вещи я не мог не оценить: обереги, рога непонятных животных, некие композиции декоративно-прикладного искусства, даже гравировки, ради которых аккуратно обрезали обои прямо на правой стене, такие необычные и загадочные с изображениями птиц, символов клинописной письменности квиззайи и самолётов. Отель будто говорил мне, что с момента ухода Наутила в лучший мир, у того, чем он стал, сформировалась уж своя интересная история.
Не нужно было становиться знатоком гостиничного бизнеса, чтобы понять, что ночь в номере такого странно очаровательного заведения, полного удивительной, ни на что не похожей атмосферы, стоит заоблачно!
За стойкой нас уже приветствовала миловидная смугленькая грагосианка.
- Господин Чвикликс! Мы вас ожидаем!
Командир поднял руку в жесте «спасибо».
- Она ждёт вас в кабинете, - направила нас девушка.
Мы двинулись мимо стойки по направлению к лифту.
Чувствовалось, что здесь приложили руку мастера из Грагоса. Лифт был просторный, с подсвеченными над дверьми этажами, опускался и поднимался дёрганьем рычага. Такие лифты, как мне рассказывал я уже не помню кто, создавались ещё в начале века для крупных, знаменитых отелей Гранда. В них прослеживалось и прослеживается ныне влияние развивающегося тогда нового необычайно тонкого по красоте стиля в архитектуре, отделке интерьеров и других направлениях. Впоследствии Грагосские ценители искусства и мастера оформили его, и ныне он в расцвете и называется на языке галлов ар-деко. Про этот стиль, помнится, рассказывала мне одна моя подруга, изучающая в Царакадемии влияние современного искусства на мир и Небесную войну. В какой-то мере, говорила она, ар-деко всецело проник и в Царство, в саму Цитадель и воплотился в изысканности и строгости линий интерьеров кайзеров и, конечно же, в великолепии интерьеров государственных учреждений. Я бы отметил, что наш, кайзерский ар-деко приобрёл многим более мрачные тона, ибо вместо светлого, белого у нас чаще преобладает красный бархат и матовый чёрный.