- Чвикликс говорит: ладно, эльфы. Мы готовы к посадке. И лучше без фокусов.
Да уж. Нам хватает одного мастера этого вида циркового искусства.
- Готовность… - проговорил в ответ командиру аквилар-командующий. - Три, два, один…
****
Марджентэ. Да-а-а… Это просто невероятно.
География, история и культурное значение этого летуна есть просто наследие веков. Не верилось, что довелось соприкоснуться с такой стороной жизни элевен. Сразу с тремя сторонами!
Юго-запад этого очаровательного, парящего в небесах кусочка земли я ошибочно принял за край чистых озёр. Но лишь мы (и Диамантэ тоже) аккуратно, вертикально приземлились на специально отведённую площадку, я увидел совсем рядом с ней взрыв и фонтан. Я никогда такого не видел! Каменистая почва и правда перемежалась небольшими водными образованиями, да только, скорее, то были прудики и лужицы. В соседстве с гейзерами! Юго-запад Марджентэ - это горячие источники.
Как пояснил мне Диамантэ, пока я и команда, выбравшись из «Грача», ждали приземления «Лароретиджьо», Марджентэ хранит в себе сразу три ценности для элевен, и первая из них - это курорт. Здесь, на юге царствуют горячие источники Марджентэ, одно из самых удивительных природных явлений в этой части света. Это кристально чистые, целебные озёра, вода в которых пропитана полезными для организма солями. Это опасные вблизи, но чарующие на расстоянии гейзеры, дарующие своими выплесками тепло и полезный для здоровья пар. Это умиротворение, убаюкивающий покой, единение с природой как она есть, какой была она задолго до не-материи и Небесной войны. Горячие источники Марджентэ в сезон собирают множество отдыхающих элевен, желающих забыть о боли и мраке войн, поправить здоровье. Диамантэ подчеркнул, что эта не самая его любимая, но важнейшая ценность летуна. Ценность природно-оздоровительная.
Однако я помнил, как мечтательно, с какой удивительной ностальгией и немного тоской он упомянул Марджентэ, когда мы увидели его в списке Цвенх. Думалось мне, что вот это и есть та особенность этого уникального острова, что наш новый друг ценит превыше всего.
И я не ошибся.
Пока его тётя под охраной вооружённых солдат, а с ней и наш командир, общалась с администрацией летуна в одиноком белокаменном здании рядом с посадочной площадкой, Диамантэ позвал нас с Цольгой за собой. Он направился куда-то в противоположную сторону от источников. Как оказалось, за этим краем, за источниками и пограничной территорией администрации острова ландшафт становится многим чудеснее. Ёлки, те самые, синие. Отливающая бирюзой трава. А где-то чуть вдали от места, где мы стояли, высилось что-то большое, что-то красное и напоминающее сердечко, как те, что украшают СВГ у Цольги.
Я гадал, что это за сооружение.
Мы направились по тропке к этому странному, высокому зданию. Я сперва хотел воспротивиться, ведь не время было расхаживать по Марджентэ. Но потом… я услышал пение. Игру на струнных инструментах и звонкое женское сопрано. Я услышал эльфийский язык в этой песне, но не понял ни слова. И вот когда пение стало громче, я увидел публику. Мы вышли из ровного ряда елей и пред нами предстала толпа восторженных слушателей. А также само это красное здание-сердечко, под которым раскинулась…
Ну, конечно же, театральная сцена!
****
- В жизни каждого… да по херу кого — элевен или хоть даже гоблина… - сказал Диамантэ, вслушиваясь в удивительное пение, вглядываясь то ли в толпу, то ли неотрывно следя за солисткой на сцене, и тут же при упоминании «гоблина» бросил немного смущённый взгляд в сторону Цольги.
Та, снисходительно улыбаясь, кивнула ему в ответ.
- Без обид, - извинился эльф и вновь устремил свой взор на постановку впереди. - Так вот, в жизни каждого, чья́тто, есть годы и времена, в которые ты всегда так хочешь вернуться, затем понимаешь, что это невозможно, а затем приходишь к выводу, что их лучше оставить там, в твоих воспоминаниях.
Его слова прозвучали не просто искренне, а с неким ощутимым чувством пережитого.
Мы слушали далее. Дивный напев, аккомпанемент на струнных. Всё это было так далеко от той музыки, к которой я привык: от величественных и мрачных симфоний, от сильного эстрадного вокала той же Шмидт, от джаза, который в моём подсознании уже будто перемежался с трелями пистолетов-пулемётов на улицах Гранда. Это была музыка неизвестного мне народа, народа, который нас учили считать чуждым, злым, достойным лишь смерти. Но этот народ тоже мог чувствовать, пусть и на необычном уровне. Этому народу так же близка вера в лучшее. Я уже писал когда-то, что за красотой изящных лиц элевен подчас скрываются очертания злых черепов. Но не это ли откровение сейчас — увидеть элевен такими, какими они готовы быть лишь на своей земле, на своей родине. Здесь исчезают тени зла, что тянутся за ними, здесь стираются черты скалящихся черепов, здесь глаза горят светом простого и доброго. Они всё так же чужды… но не та ли чуждость эта, что не отталкивает, от которой не веет тем злом и которая не похожа на то, чему нас учили о «детях Пропасти»? Не та ли то чуждость, которую хочется понять?