Папа выскочил из-за стола и включил радио. Ему всегда было не по душе, когда мы с мамой закатывали сцены.
— Сегодня вечером президент Трумэн будет держать речь, — сообщил он. — Знаете ли вы, что начинал он простым фермером?
— Ой, не надо, папа, — язвительно произнесла я. — Ты никогда раньше нам этого не говорил. Разве что тысячу раз. Как простой фермер сделался президентом Соединенных Штатов.
Мама встала, сложила свою салфетку и принялась убирать со стола.
— Послушай себя, Энджело. Ты что, вздумал стать первым помощником конюха, который выбьется в президенты?
Когда папа смеется, его черные усы дергаются вверх и вниз.
— Только если мне позволят взять с собой лошадей, — сказал он. Его улыбка отразилась в мерцающем циферблате радиоприемника «Филко» — самого ценного, что у него было.
Все это произошло неделю назад. В настоящее время мы с мамой снова были подругами.
Когда мы рука об руку прогуливаемся по улице, большинство прохожих принимают нас за сестер. Обе мы изящные, ростом примерно пять футов шесть дюймов, у обеих большие, серьезные глаза и вьющиеся черные волосы. Я принимаю за комплимент, когда нас сравнивают, потому как считаю ее красивее. Мне кажется, рот у меня кривоват и губы слишком пухлые, а подбородок, наоборот, слишком мал.
Как бы там ни было, она прекратила действовать мне на нервы, и мы опять стали жить дружно.
И сегодня для семьи Пальмьери настал великий день. День открытия. Тропинки и дорожки расчистили от снега. Конюшни выкрасили свежей краской, денники выстлали сеном, а мешки с овсом лежали горой в ожидании четвероногих постояльцев. Папа сказал, что из газеты могут прислать репортера, поскольку наша конюшня — первая, открывшиеся в Шейдисайде за почти сорок лет, с тех пор, как открылась конюшня Дули.
Шарфик развевался у меня за спиной, когда я рысью проносилась сквозь толпы прохожих, точно чистокровная скаковая. Несмотря на зимний холод, пальто было нараспашку. Дыхание вырывалось изо рта облачками пара, сердце рвалось из груди — так не терпелось мне поскорее попасть домой.
Я знала, что родители меня уже заждались. Отец одолжил у мистера Шоу, жившего в конце квартала, фургон, чтобы доставить нас всех к конюшне.
Долговязый черный пес, сидевший на привязи у фонарного столба, облаял меня, когда я промчалась мимо. Я чуть не споткнулась о двух малышей, волочивших за собой громоздкие санки.
Я свернула за угол, на Роуд-Виллидж — и взвизгнула, когда чьи-то руки сграбастали меня за талию. Мои туфли заскользили по грязному тротуару. Руки крепко удерживали меня, не давая упасть.
— Эй! — Я обернулась и ахнула. — Аарон! Отпусти меня.
С все еще колотящимся сердцем, я заморгала от солнечного света и уставилась на ухмыляющуюся физиономию Аарона Дули. На его неприлично длинные, взъерошенные темные волосы была натянута красно-синяя шерстяная шапка. Несмотря на холод, лицо его отличала зефирная бледность, как у вампира, который никогда не видел дневного света. Голубые глаза сверкали, словно мраморные шарики, вмерзшие в лед.
Я не люблю Аарона Дули. На самом деле, я его просто на дух не выношу.
Однако это не мешает ему меня преследовать. Я говорила ему дюжину раз, что так девушку не привлечешь. Но он такой самоуверенный наглец, что думает, будто я просто строю из себя недотрогу.
Большинство уроков у нас с ним общие. И он пялится на меня через весь класс, изображая губами звуки поцелуев, и улыбается мне этой своей тонкой улыбочкой, каковая, очевидно, должна растопить мое неприступное сердце. Вместо этого меня от одного ее вида мутит.
Я попыталась вывернуться, но он запустил руки в перчатках под мое расстегнутое пальто и крепко удерживал меня за талию.
— Аарон, отвали, — рявкнула я. — Убери лапы. Я тороплюсь.
Голубые глаза-льдинки засверкали от возбуждения. Перехватив покрепче, он оттащил меня к стене многоквартирного здания.
— Мне осточертело в игры с тобой играть, — заявил он. Он всегда разговаривает эдаким рычащим голосом. Полагаю, пытается подражать героям Джона Уэйна.[4]
— Это не игры, Аарон, — отрезала я. — Я тебе уже говорила. Я хочу, чтобы ты оставил меня в покое. — Я снова принялась извиваться, но вывернуться не смогла. — Отстань. Я правда спешу.
Он притянул меня к себе и прижался холодной щекой к моей щеке.
— Ты должна дать мне шанс, Бет.
— Ничего я тебе не должна, — сказала я. От прикосновения к его коже меня затошнило. — Отвали от меня. Пошел вон. Я не шучу. Меня не привлекают всякие…
Он угрожающе взревел. Бледное его лицо побагровело, а губы растянулись в кровожадном оскале, словно у дикого зверя.
4
Джон «Герцог» Уэйн — американский актер, прославленный ролями крутых ковбоев в многочисленных вестернах.