Дом, о котором говорил Гевиньи, находился здесь. Это безусловно был он, потому что Мадлен вошла в него и потому что внизу располагалась антикварная лавка. Гевиньи ошибся только в одном: дом оказался отелем. «Фамли Отель». Не более двадцати комнат. Одно из небольших прибежищ для провинциалов. На двери висел плакат: «Мест нет». Флавье толкнул ее, и старая дама за столиком администратора, занимающаяся вязанием, подняла на него глаза поверх очков.
– Нет, – пробормотал Флавье, – я пришел не из-за комнаты… Мне бы только хотелось узнать фамилию дамы, которая вошла сюда передо мной.
– А кто вы?
Флавье сунул ей под лампу свое старенькое удостоверение инспектора, которое сохранил так же, как и многое другое: его бумажник вечно был набит пожелтевшими письмами и самым разными бумагами. Старуха внимательно посмотрела на него.
– Мадлен Гевиньи, – ответила она.
– А она не в первый раз сюда приходит?
– О! – сказала старуха. – Ее здесь иногда видишь.
– Она принимает кого-нибудь… в своей комнате?
– Это порядочная молодая женщина.
Опустив глаза на свою работу, она улыбалась немного лукаво.
– Отвечайте, – настаивал Флавье, – она принимает кого-нибудь?.. Это может быть, например, подруга.
– Нет… Никого она никогда не принимает.
– Тогда что же она здесь делает?
– Откуда мне знать?.. Я не слежу за своими постояльцами.
– Какой у нее номер?
– Девятнадцатый, на третьем этаже.
– Хороший?
– Вполне приличный. У нас есть лучше, но ее устроил и этот. Я предлагала ей двенадцатый, но она настояла именно на девятнадцатом. Ей определенно хотелось получить комнату на третьем этаже, с окнами во двор.
– Почему?
– Этого она не сказала. Может быть, из-за солнца.
– Если я правильно понял, она сняла ее?
– Да, на месяц.
– Когда, же это было?
Старуха перестала двигать спицами и посмотрела в книгу.
– Кажется, – сказала она, – прошло уже больше трех недель. Да, в начале апреля…
– А обычно она долго остается наверху?
– Это зависит только от нее: иногда час, иногда меньше.
– Она никогда не приносила с собой багаж?
– Нет… никогда.
– И часто приходит?
– Нет, была только два или три раза.
– Вам никогда не казалось, что у нее странный вид?
Старуха подняла очки на лоб и потерла сморщенные веки.
– Все люди странные, – ответила она. – Если бы вы провели жизнь в приемной отеля, то никогда бы не задали такого вопроса.
– Случается ей звонить отсюда по телефону?
– Нет.
– А этот отель давно существует?
Сморщенные веки поднялись, и глаза старухи со странным выражением усталости поглядели на Флавье.
– Уже пятьдесят лет.
– А раньше… что здесь было?
– Обычный дом, наверное.
– А вы когда-нибудь слышали о некой Полин Лагер-лак?
– Нет, но, если эта женщина останавливалась здесь, я могу поискать в книгах.
– Бесполезно.
Они снова посмотрели друг на друга.
– Благодарю вас, – сказал Флавье.
– Не за что, – ответила старуха.
Наступило напряженное молчание. Он по-прежнему стоял, Облокотившись на стол, и машинально теребил зажигалку в кармане.
«Я растерял все свои навыки, – подумал он, – разучился вести следствие».
Ему хотелось подняться наверх, посмотреть в замочную скважину той самой двери, но он знал, что не сделает этого. Поэтому поклонился и вышел.
Почему окна комнаты на третьем этаже должны обязательно выходить во двор? Она, без сомнения, принадлежала Полин! Но Мадлен не знала об этой детали, как не знала и о ее самоубийстве… Тогда что?.. Какой таинственный призыв привел ее сюда? Флавье отметил несколько возможных объяснений: внушение, ясновидение, потеря душевного покоя. Но ни одно здесь не подходило. Мадлен всегда была нормальной и уравновешенной. Более того, ее тщательно осматривали специалисты… Нет, тут было что-то другое.
Ему пришлось быстро вернуться к отелю, так как Мадден уже вышла и теперь направлялась к мосту. Она едва оставалась в комнате полчаса. По-прежнему торопливо Мадлен подошла к станции Орсе и сделала знак такси. Флавье еле успел впрыгнуть в другое.
– Следуйте за тем «рено»!
Он должен был воспользоваться своей «симкой». А теперь Мадлен может ускользнуть от него… Если она обернется… Но на мосту Конкорд и на Елисейских полях движение было очень интенсивным. Такси Мадлен направлялось к Этуаль.
«Да она же просто возвращается к себе!» – подумал он. Повсюду были видны мужчины в военной форме, военные машины, и такое множество лимузинов, будто в день Четырнадцатого июля. Все это производило впечатление праздника, а Флавье любил ощущение искрящейся жизни. «Рено» обогнул Триумфальную арку и проехал через ворота Майо. Впереди простиралась авеню Нейи, залитая солнцем, Тут машин было меньше, и ехали они не спеша, с опущенными верхом и стеклами.