Послышался кислый голос Флоры:
- А мне плевать, можете запихнуть эту глупую суку хоть в ассенизационную повозку! Ей вообще не следовало позволять командовать, в ее-то состоянии! Суньте ее в какой-нибудь фургон! Быстро!
На голову Аш опрокинулось черное небо. В бедра ей врезались зазубренные края сплетенных из ивы носилок.
- Кто ее ударил?
- Да никто, Эвен; она сама рухнула, как заминированная стена!
Где-то там толпа людей, они хватаются руками за стенки раскачивающегося фургона; слышен сильный грохот от столкновений мечей и алебард, удары о доспехи, о человеческие тела.
Под ней громыхал фургон, рядом в темноте храпели лошади. Аш протянула руки, дотронулась пальцами в кольчужных рукавицах до стенок. Ощутила вибрацию, дрожание воздуха; и голос в сознании окончательно отвлек ее от всех внешних ощущений:
- Ты придешь к нам.
- Ты придешь.
- Да идите на хрен, - отчетливо и громко сказала Аш. - Сейчас у меня нет на это времени!
Она с усилием выпрямилась, края наколенных чашечек врезались ей в ляжки, а наспинный доспех давил на шею и позвоночник. Томас Морган, рысью поспевавший за движущейся телегой со знаменем Льва в руках, протянул ей руку и помог встать.
Эвен Хью поравнялся с ними:
- Командир, Герен спрашивает, не зажечь ли факелы? - Нет!
- Командир говорит - ни хрена подобного! - заорал вперед Эвен, и, пока он кричал, Флора протолкалась мимо валлийца, взгляд ее был беспокойным, но голос - вполне деловым:
- Тебе надо ехать верхом!
Аш развернулась - непроизвольно - и пошла пешком.
На юг.
Ничего в этом не было добровольного. На минуту ее ошарашило, как это ее тело само идет, без ее желания: мышцы и сухожилия сокращаются, плоть и кровь движутся прямо на юг, к высящимся плоским бокам пирамид, к серебряному свету Диких Машин.
- Ты придешь.
- Мы тебя обследуем.
- Откроем тебя.
- Что ты. такое есть...
Никакими силами Аш не могла раскрыть рта, разжать горла; голос ей отказал. Ноги непроизвольно несли ее вперед; и она содрогнулась, подчиняясь телу, ее охватило такое состояние, какое бывает, когда затошнит: тело само знает, что ему делать...
- Приходи.
Не призыв, а приказ; и в ее сознании, помимо ее воли, забилась паника; вся в синяках, все у нее болит, но она упорно идет во тьму. И ее не остановить.
- Командир! - окликнул ее Эвен Хью. - Морган, хватай ее!
Пара рук схватила тело Аш, гладкое в доспехах. Это Флора дель Гиз. Тело Аш само знает, что эти руки надо сбросить; напрягшись, оно бьет кольчужной рукавицей Флору по глазам.
- Назад!
Это прозвучал голос валлийца, и по доспеху, по спине, ей нанесли два сильных удара, свалили на землю, древками двух алебард пришпилили к разбитой карфагенской мостовой; так, что она не может воспользоваться своим доспехом как оружием, не может достать рукой меч, вообще не может шевельнуться.
- Ты с ней поосторожней, лекарь, - голос Эвена Хью. - Учти, она привыкла убивать. - И бросил через плечо, всем телом оперевшись на древко алебарды: - Такое бывает в битве. Истерика. И я раньше такого насмотрелся. Все будет в порядке с ней. Может, придется отнести ее на суда. Томас, не можешь ли подвинуть свою жопу, чтобы мне было ее видно? - Эвен Хью смотрит на нее сверху вниз своими блестящими черными глазами. - Ну как, командир? В порядке?
Голос ей не повинуется. Теперь она закашлялась, почти не в состоянии дышать, как будто тело забыло, как это делается. Она чувствует, что ноги ее шевелятся, так лягается умирающее животное; ноги стараются поднять ее и повести на юг, туда, где земля дрожит у подножия великих пирамид; где Дикие Машины упиваются под черным небом тем, что сделали с людьми.
- Несите ее, - резко говорит Флора дель Гиз. - И отнимите у нее этот чертов меч!
Ничего, больше ничего, только смущение; пока они ее поднимают, она сопротивляется практически помимо своей воли. Она бьется в руках несущих ее людей, они устремляются через пустыню, ориентируясь по созвездиям.
Голова повисла, стальной шлем бьется о выступающие на поверхности камни и твердые комья земли, от ударов она дуреет и прикусывает язык, ощущая во рту слабый привкус крови. В поле зрения запрокинутой головы прыгают силуэты Диких Машин, топают солдатские ноги. Доспехи; тьма.
Малая толика сознания еще остается у нее в собственном распоряжении, не подчиняется вторжению чужого разума.
Аш могла бы нанести убийственные удары, но не стала этого делать. Она могла бы воспользоваться своими умениями, режущим ударом кольчужной рукавицы поразить уязвимые суставы коленей и локтей. Но - неподвижна.
"Они не знают, как, - догадывается ее подсознание, - и они не смогут меня заставить.
Но они могут заставить меня уйти от своего отряда, заставить меня прийти к ним..."
Она напрягается - пленник своего тела. Голова ее горит как в огне. Сильная воля - воля свободного человека - не желает покоряться, и плевать, что там порываются сделать ноги, которые вышли из подчинения.
И вдруг она снова ощущает себя в камере в доме Леофрика, кровь струится по ее бедрам, она в полной изоляции, одна, она умирает...
А теперь она еще где-то, но не знает, где; ее удерживают; ее тело бессильно; ее разрывают на части, а она не может ничего сделать, не может двигаться, не может предотвратить...
Она теряет ощущение времени.
Гром в голове становится слабее.
Аш поднимает голову.
Ее несут двое мужчин, лиц не узнать под стальными шлемами; звезды переместились по куполу неба, уже, наверное, позже, чем заутреня, почти канун обедни.
Все ее тело бьет крупная дрожь, руки и ноги дергаются спазматически.
- Опускайте ее!
Двое кладут ее на круглую гальку и камни. Аш слышит какой-то звук шум волн. Холодный ветер дует ей в лицо. Море.
- Эй, командир, - Эвен Хью протягивает руку и осторожно трясет ее за плечо. - Ты тут немного вырубилась.
- Командир, еще меня стукнешь? - грустно спрашивает Томас Морган.
- Я тебя не трогала. Если бы я тебя действительно ударила, ты бы это ой как заметил!
Морган ухмыляется, вскидывает на плечо потрепанное древко знамени и, подняв кверху руки, снимает свой шлем с открытым забралом. От пота его длинные рыжие волосы прилипли к голове, ушам и шее. Он снимает рукавицу и вытирает щеки.
- Все дерьмо, командир! Мы выбрались!
Где-то там, среди двух сотен человек, Ричард Фаверхэм громко и немузыкально горланит мессу обедни и молится о спасении. Если бы не Вечный Сумрак, сейчас было бы время перед полуднем. Горят несколько фонарей, по одному-два на копье, догадывается Аш; и, опираясь на локти, старается приподняться - вся в синяках, опустошенная, измученная. Ломит все тело.
- Мы ждем тех галер, о которых мне говорил Анжелотти?
Эвен Хью показал большим пальцем на розовое свечение дальше по берегу:
- Сигнальный огонь, командир. Им лучше вернуться поскорее, этим хреновым гондольерам; иначе мои ребята разрежут их кишки на ленточки.
Возможно что угодно: шторма, течения, корабли противника. Аш уселась.
- Прибудут. А если нет, ну... ну, мы просто вернемся и очень любезно спросим у короля-калифа, нельзя ли нам одолжить у него хоть один. Верно, ребята?
Оба валлийца ржут.
- Покушать, - прошепелявил неподалеку чей-то голос.
- Уот! - Аш поднялась на ноги, ощущая боль. Кто-то снял с нее доспех; возможно владелец, и ей стало полегче, и в то же время она ощутила себя беззащитной. - Уот Родвэй! Здесь!
- Мясо, - немногословно произнес повар, протягивая дымящийся кусок.
- Ты так считаешь? - Аш взяла у него из рук кусок, пожевала - желудок стонал от голода, но все же следующие два куска Аш передала Хью и Моргану. Она небрежно облизала пальцы и воскликнула: - Ах, Уот, так вот куда подевались мои старые сапоги!
- Лучшая говядина! - удрученно прошепелявил Родвэй.
- Была - пока не попала к тебе в руки, - проговорил, не прекращая чавкать, Эвен Хью.
- Где Оксфорд? - все еще смеясь, спросила Аш.
- Я здесь, мадам.