— Так со вчерашнего дня и сидишь?
— Ну почему? Проехали по магазинам. Посижу до двенадцати, потом будет сторожить таджик. Времени у меня много. И здесь хорошо думается.
— О чем?
— О чем может думать нынче советский писатель? О тщете жизни.
При свете фонаря Мамаев отсчитал пять стодолларовых купюр и вручил их писателю.
— Спасибо, можешь уезжать.
— За такие бабки могу и побыть. До двенадцати подежурю. Вдруг вам вздумается куда-то съездить?
— Ну, как хочешь, — равнодушно согласился Мамаев. — Только сиди в темноте.
Он выключил фонарь у крыльца и поднялся на второй этаж.
— Наконец-то! — радостно встретила его Люська. — А я уж вся извелась. Что происходит, папа?
— Ничего. Теперь уже ничего.
На столе в зале горела свеча. Мебель была внесена и расставлена в беспорядке. Лишь огромная кровать была вдвинута на свое место в альков. На столе стояли бутылки, были разложены закуски, мандарины, бананы, киви. Венчал натюрморт крупный ананас. Одна из бутылок была «Хеннесси». Мамаеву это понравилось — Люська помнила его привычки.
Он переоделся в купленную Люськой пижаму, погрузился в кресло, налил полстакана коньяку и наконец-то почувствовал себя в безопасности.
Проснулся он внезапно — от странного чувства тревоги и пустоты рядом с собой. Люськи не было. В окнах серел рассвет. Сосны едва проступали из густого тумана. Громко, к дождю, кричали вороны.
— Люська! — позвал Мамаев. — Ты где?
Никто не отозвался. Он ощупал постель. Подушка была холодная. Простыни были холодные.
— Люська! — в панике закричал он. — Люська!
Какой-то человек появился в дверях.
— Не нужно кричать, — проговорил он. — Людмила уехала в Москву.
— Почему? Зачем? Кто разрешил? Ты кто? А, сторож! — догадался Мамаев.
— Я не сторож, — ответил человек. — Я Калмыков.
IV
Мы даже представить себе не могли, где искать Калмыкова. Оставалось одно: следить за Мамаевым. Я полагал, что в его положении самое разумное засесть в изолятор временного содержание на Петровке и сидеть там, пока не даст результатов объявленный милицией план «Перехват». Тюрин со мной не согласился:
— Ему нельзя оставаться там и лишнего часа. Пронюхает пресса, и на его репутации будет поставлен крест.
Он оказался прав. В пятом часу Мамаев вышел из главной проходной Петровки в сопровождении генерала МВД. На милицейском «Форде» они доехали до ресторана «Арагви» и основательно засели в нем. Мы с Тюриным сидели в моем «Террано» и следили за входом в «Арагви». Свою темно-вишневую «Вольво», которую Мамаев хорошо знал, Тюрин оставил возле нашего офиса на Неглинке.
Мы прикидывали, куда Мамаев отправится из ресторана. Домой — вряд ли, остережется. Оставалось два варианта: на дачу в Кратово или к любовнице в Кунцево. Вероятность того, что он поедет в свой особняк на Варварке, Тюрин отверг. Охрана там, конечно, надежная, но пойдут пересуды, почему это шеф ночует не дома, а на диване в своем кабинете.
Все адреса у Тюрина были. В Кратово отправился Артист с заданием узнать у сторожа, не извещал ли Мамаев о своем приезде. В Кунцево поехал Боцман, а Муху отправили к Народному банку, где у служебного хода стоял «Мерседес» Мамаева.
Первым на связь вышел Боцман. Соседи сказали, что Людмилы нет, она еще вчера уехала куда-то на дачу. Потом позвонил Артист: в Кратово никого не ждут. Но самым неожиданным был звонок Мухи: Мамаев подъехал на такси к Народному банку и сел в свой «Мерседес».
— Как — сел?! — ахнул Тюрин.
— Спокойно сел, — ответил Муха. — И даже поехал. Еду за ним.
Тюрин выскочил из тачки и ринулся в ресторан. Через пять минут вернулся и сунул мне свой мобильник:
— Набери Боцмана!
— Ты где? — спросил он, когда Боцман ответил. — Разворачивайся, выскакивай на кольцевую и жми по Дмитровскому шоссе на Истру. Запоминай...
Тюрин продиктовал, на каком километре свернуть и где ждать.
— Мимо не проедет, другой дороги нет. Он может быть на черном шестисотом «мерсе». А может и на любой тачке.
Закончив инструктаж, объяснил мне:
— Он ушел через кухню. Ну, лис! На Истре турки построили ему дом. Там он и решил залечь. О доме не знает никто.
— Но вы знаете, — заметил я.
— Плохой бы я был начальник службы безопасности, если бы не знал.
— Калмыков может знать?
Тюрин глубоко задумался.
— В его тетрадке со схемами Истры не было. Но как раз в то время, когда Калмыков его пас, Мамаев покупал там участок. Несколько раз ездил, с менеджером, с архитектором. Может не знать. Но может и знать. У нас не из чего выбирать. Если Мамаев будет там, появится и Калмыков. Не исключаю, что он за ним сейчас следит. Так же, как мы. Командуй своим: все туда. Попробуем перехватить.
У меня были большие сомнения в том, что мы сумеем перехватить Калмыкова. У Тюрина тоже. Но выбирать действительно было не из чего.
— Не перехватим — значит, не судьба, — подвел он итог.
Боцман оказался на Истре раньше всех. Муха застрял у милицейского поста на выезде из Москвы и «мерс» Мамаева потерял. Пока я на «Террано», а Тюрин на своей «Вольво» пробивались к Дмитровке сквозь вечерние пробки, Артист был уже на полпути к поселку.
Боцман доложил:
— Вижу «мерс». Иду следом.
Через четверть часа позвонил снова:
— Он оставил «мерс» у почты, пошел пешком.
— Веди до места, — приказал я.
Через час все мы были возле особняка Мамаева и рассредоточились по периметру. Тюрин остался в «Вольво» на повороте к поселку, чтобы предупредить нас, если появится машина с Калмыковым. Во дворе не было никакого движения. Окно второго этажа было слабо освещено. Иногда на стекло падали тени: мужская и женская. Потом свет погас.
Около полуночи во дворе завелась машина. В нее села какая-то женщина, я успел увидеть ее при свете плафона в салоне. Открылись ворота, машина свернула к центру поселка.
— Белая «шестерка», — передал я Тюрину. — Двое: водитель и женщина.
Через двадцать минут пиликнул мой мобильник.
— Ничего не понимаю, — сообщил Тюрин. — В машине Люська. Сказала, что едет в Москву.
— Чего же тут непонятного?
— Она не знает, почему она едет в Москву.
— Как это не знает?
— А так. Она спала, потом вдруг проснулась. И поняла, что ей нужно ехать в Москву. Оделась, вышла и села в тачку.
— А Мамаев?
— Спит.
— Он остался один?
— Нет, там сторож.
— Какой сторож?
— Она говорит: таджик. Он работал с турками. Высокий, худой... Твою мать! — сказал Тюрин. — А ведь это и есть... Мои действия?
— Оставайтесь на месте, перезвоню.
Я набрал номер мобильника Дока.
— Ты где?
— У себя, — ответил он.
— У себя дома? Или у себя в госпитале?
— У себя в центре. Дежурство.
— Слушай внимательно. Дежурство кому-нибудь передай. Сам садись в тачку и со страшной силой жми в Москву. Адрес Галины Сомовой знаешь?
— Знаю.
— Бери ее, бери Игната и вези их на Истру. На выезде из Москвы сразу за постом на Дмитровке увидишь справа темно-вишневую «Вольво-940». В ней будет Тюрин. Дальше поедешь за ним.
— Я буду в Москве не раньше двух ночи. Они будут спать. Удобно ли? — усомнился Док.
— Удобно.
— Он?
— Да, — сказал я. — Здесь. Поспеши.
— Еду.
Я перезвонил Тюрину и сказал, где он должен встретить Дока.
— Темно-синий «Мерседес» сто двадцать четвертой модели. Доктор Перегудов. С ним будет Галина Сомова и ее сын.
— Понял тебя, — ответил Тюрин. — Как только встречу, сразу позвоню.
Я посмотрел на часы. Ноль тридцать.
Мамаеву осталось жить восемь часов.
В два тридцать Док сообщил:
— Я в Сокольниках. Дома их нет. С дочкой сидит соседка. Сказала, что они в Склифе. Еду туда.
Мамаеву осталось жить шесть часов.
Потом пять.