— А ты знаешь, где?
— Нет. И не узнаю, пока не появится какая-нибудь дополнительная информация.
— Но ты знаешь, что произошло с Мел?
— Да.
— И что же?
— Бойль несколько дней — а может, и недель — держал Мел в подвале своего дома и всячески над ней издевался… — Дарби засунула руки в карманы. — Это все, что мне известно.
Шейла провела пальцем по фотографии, на которой была изображена спящая в колыбели Дарби.
— Я постоянно смотрю на эти снимки и вспоминаю события, которые с ними связаны, — сказала она. — Я думаю, можно ли забрать воспоминания с собой или они исчезают, когда человек умирает.
Дарби учащенно дышала. Она знала, о чем нужно сейчас спросить.
— Мама, когда я оказалась с Мэннингом в подвале, он мне кое-что рассказал о могиле Мелани… — Слова давались ей с трудом. — Когда я спросила, где она и что с ней произошло, Мэннинг посоветовал спросить у тебя.
У Шейлы был такой вид, будто ей отвесили пощечину.
— Ты что-то знаешь?
— Нет, что ты, откуда.
Дарби сжала кулаки. Она была настроена решительно. Она достала свернутый лист бумаги — цветную копию фотографии женщины со стенда — и положила его на альбом.
— Что это? — спросила Шейла.
— А ты разверни.
Мать так и сделала. Когда она побледнела, Дарби все поняла.
— По-твоему, я должна знать эту женщину? — спросила Шейла.
— Помнишь, сиделка нашла эту фотографию в вещах, которые ты собиралась отдать в благотворительный фонд? Я показала ее тебе, и ты сказала, что это дочь Синди Гринлиф, Регина.
— Из-за морфия память начала меня подводить. Можешь отвезти меня в дом? Я очень устала и хочу прилечь.
— Это фотография со стенда в участке. Женщина — одна из жертв Бойля и Мэннинга. Мы не знаем, кто она.
— Пожалуйста, отвези меня в дом, — попросила Шейла.
Но Дарби не шелохнулась. Она ненавидела себя, но должна была это сделать.
— Уехав из Бэлхема, Бойль отправился в Чикаго. И пропали девять женщин. В Атланте — восемь, в Хьюстоне — двадцать две. Бойль колесил по штатам, а Мэннинг тем временем подыскивал «козлов отпущения». Речь идет о сотне пропавших женщин. А может, и больше. Есть такие, чьих имен мы даже не знаем. Как, например, эта женщина на фотографии.
— Оставь это, Дарби. Пожалуйста! Не береди прошлое.
— У этих женщин тоже были семьи. Остались матери, как Хелена Круз, которые до сих пор гадают, что же случилось с их дочерьми. Мама, я знаю, ты что-то скрываешь. Что, мама?
Взгляд Шейлы задержался на фотографии Дарби с двумя недостающими передними зубами, стоящей в ванной на втором этаже.
— Мам, ты должна мне все рассказать. Пожалуйста.
— Ты не знаешь, каково это… — начала Шейла.
Дарби слушала с учащенно бьющимся сердцем.
— Не знаю что, мама?
Шейла посмотрела на небо, скользнула взглядом по облакам. На восково-бледном лице ее проступили крошечные синие жилочки.
— Когда впервые берешь на руки своего ребенка, свою кровиночку, баюкаешь его, наблюдаешь, как он растет, то понимаешь, что пойдешь на все, лишь бы его защитить. На все! Любовь, которую ты к нему испытываешь… Диана Крэнмор очень точно это описала. Это больше, чем может выдержать сердце.
— Что случилось?
— У него была твоя одежда… — сказала Шейла.
— У кого была моя одежда?
— Детектив Риггерс сказал мне, что нашел в доме Грэйди одежду одной из пропавших женщин и фотографии. Твою одежду и фотографии Грэйди тоже взял.
— Но он не брал в тот вечер никакой одежды!
— Риггерс сказал, что Грэйди мог еще до того побывать у нас дома и взять твои вещи. Он не сказал, зачем. Это было ни к чему… Все было зря, потому что Риггерс провел незаконный обыск, и все, что он тогда нашел, потеряло доказательную силу. У этих так называемых профессионалов ничего не оказалось на Грэйди, и они его отпустили.
— Это Риггерс тебе рассказал?
— Нет, Бастер. Друг твоего отца. Помнишь, вы еще вместе ходили в кино…
— Я знаю, кто такой Бастер. Так что он тебе сказал?
— Бастер рассказал мне, как Риггерс «запорол» дело, как они следили за каждым шагом Грэйди, ища, за что бы зацепиться, пока он не собрался и не уехал из города.
Голос Шейлы дрожал.
— Это чудовище приходило в мой дом… за моей дочерью… а полиция взяла и отпустила его.
Дарби догадывалась, что ей предстоит услышать, — это неслось на нее с неумолимостью железнодорожного состава.
— Твой отец… У него был запасной пистолет — «игрушка», как он любил его называть. Он прятал его внизу. Я умела им пользоваться и знала, что с ним не «засвечусь». Когда Грэйди ушел на работу, я пробралась в его дом. На улице шел дождь. Дверь черного входа не была заперта. Я зашла внутрь, а вещи собраны. Все разложено по коробкам.