Интересно, что если в «Мертвом человеке» повествование велось от первого лица, и рассказчик отчетливо идентифицировался с автором (в некоторых местах он даже назван по имени), то в дальнейшем Шерфиг полностью отказывается от такого приема. Сознательно «удаляясь» со страниц своих произведений, писатель, однако, не лишает читателя своего присутствия: мы все время испытываем ощущение, что рядом с нами находится умный, наблюдательный, обладающий огромным чувством юмора собеседник, который не желает навязывать нам свои суждения, но предоставляет в наше распоряжение весь материал, необходимый для того, чтобы мы эти суждения вынесли самостоятельно.
Ханс Шерфиг, большой и чрезвычайно оригинальный художник, в творчестве которого нашли достойное продолжение и развитие лучшие традиции реалистической литературы Скандинавии, является ярким примером самоотверженного служения подлинно гуманному и животворному искусству, верности высоким принципам. Вне всякого сомнения его произведениям предстоит еще очень долгая жизнь, и все новые и новые читатели будут пополнять ряды тех, кто относит этого датского писателя к числу своих любимых авторов.
Е. Куприянова
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Глава 1
В прошлом году, в начале октября, в Копенгагене исчезли два человека. Об их исчезновении сообщили в полицию почти одновременно, с промежутком всего лишь в несколько дней. На первый взгляд между этими двумя людьми не существовало никакой связи.
Один из пропавших, нелюдим и чудак, жил в крайне стесненных обстоятельствах, а другой, почтенный отец семейства и чиновник, был вполне обеспеченный человек. И по образу жизни и по характеру они совершенно не походили друг на друга.
Если тем не менее полиция пыталась связать оба происшествия, то прежде всего потому, что в обоих случаях не было никакой возможности установить их подоплеку. Внимание полиции привлекло и то обстоятельство, что оба пропавших были ровесники. Они родились в одном и том же году. Это, конечно, могло быть простым совпадением, но оказалось, что следствие не зря уделило столько внимания этой незначительной подробности, ибо она пролила некоторый свет на обстоятельства дела.
Во всяком случае, полиции удалось в кратчайший срок выяснить, что одни из пропавших самым чудовищным и необычным способом покончил с собой. Но понадобилось еще некоторое время, чтобы определить, кто именно из двух совершил самоубийство. Только после того, как было найдено предсмертное письмо самоубийцы, удалось опознать труп, обнаруженный на территории Амагерского полигона.
Но полиции стало известно о предсмертном послании лишь через много дней после самоубийства, и виной тому была крайняя приверженность к порядку и неукоснительное соблюдение служебного долга, присущие начальнику одного из отделений военного министерства. Никто, разумеется, не вправе попрекнуть чиновника за приверженность к порядку. Но в данном случае следствие усложнилось и затянулось именно по этой странной причине.
Впрочем, и после того, как было найдено предсмертное письмо самоубийцы, в этом деле оставалось еще много темного и необъяснимого. Почти целый год полиция билась над ним, прежде чем ей удалось до конца распутать его. Обработка крайне скудных данных, на которые опиралось следствие, протекала под покровом полной тайны. Это была высокоответственная и хлопотливая работа: нельзя было допустить, чтобы какая-нибудь, даже самая незначительная деталь ускользнула из поля зрения полиции. Некоторые на первый взгляд совершенно пустяковые сведения, дошедшие до полиции при содействии частных лиц — некоего парикмахера из Северной Зеландии и бывшего учителя одной из столичных школ, — на поверку оказались решающими.