— Боюсь такой обмен не придется по душе Эвисанде, — проворчал Конан. Он схватил девушку за руку.
— Послушай, красотка, а ты сможешь отправить туда же меня и моих спутников? Мы отыщем купца, а потом вместе поднимемся на Гору-Купол и вернемся.
— Я не смогу — смутилась дочь стигийского некроманта, — перемещать больше одного человека под силу только очень могущественным магам.
Варвар вспомнил слова Гристиана. Похоже, девица не лгала.
— Хорошо, тогда одного меня, — нашелся варвар. — Эти люди, — он кивнул в сторону стоявших поодаль гвардейцев, — пока погостят у вас. Отведешь их к тем, кто прибыл с Миэлином, и пока их король отсутствует, эти бездельники славно скоротают время за игрой в кости и вином.
— Хорошо, — наморщила носик Файонарана, — пожалуй я смогу это сделать. Но при одном условии…
— Каком? — насторожился варвар. С этими стигийскими чернокнижниками нужно быть настороже — никогда не знаешь чего от них ожидать.
— В одном старинном манускрипте я видела миниатюру, изображающую возлюбленных, — смутилась девушка, — и с тех пор мне очень хочется познать: что такое сладость поцелуя. Поцелуй меня, варвар, и я выполню твою просьбу!
Конан крякнул и бросил быстрый взгляд в сторону гвардейцев. Те сделали вид, что ничего. слышали.
Киммериец ощутил легкие угрызения совести. Одно дело — брать то, что само падает тебе в руки, и совсем другое дело — кружить голову ребенку, который не ведает, что творит? Но и возвращаться к Эвисанде, не выполнив обещанного он тоже не мог… Но если ждать, пока Яхмос сможет распутать магический узел своей ненаглядной дочери, да еще потом выполнять поручения чернокнижника — спасать будет уже некого.
— Ладно, — махнул рукой Конан. — Но учти, что поцелуй будет одним-единственным!
— Конечно, конечно, — лукаво улыбнулась девушка, и ресницы ее затрепетали.
— Становись сюда, на черную плиту.
Конан осторожно наступил на возвышенность в центре огромного гулкого зала, туда, куда указывала юная колдунья, и еще раз проверил снаряжение.
Меч. Боевой молот. Гандерландский нож. Баклажка с водой. Лук с запасом стрел через плечо. Кремень и трут из распушенной веревки..
— Ты, Конан, будто собираешься на войну! — не удержавшись съязвил Евдис, раздосадованный тем, что он вынужден остаться в замке вместо того, чтобы размять кости в поисках незадачливого купца.
Гвардейцы, стоявшие чуть поодаль фыркнули.
— Хороший воин не тот, кто машет мечом направо-налево, а тот, кто готов к любым сюрпризам, — отрезал Конан. — Ты, Евдис, остаешься за старшего. Отвечаешь головой за гвардейцев и спутников купца. Если через три дня не вернусь, то… Да ты сам знаешь, что тогда нужно делать!
— Не беспокойся, мой король — сверкнул глазами воин, выразительно поглаживая рукоять меча, — мы сумеем сполна рассчитаться с некромантом за его гостеприимство.
— Не отвлекайся, — надула губки дочь чародея, — очень важно хорошенько запомнить все, что я тебе сейчас скажу. — После того, как я произнесу заклинание, ты почувствуешь сильное движения эфира вокруг себя. Лучше держи глаза закрытыми, чтобы сохранить зрение. Когда ощутишь, что стоишь на твердом, то отсчитай пять десятков ударов сердца и можешь открывать глаза. Ты должен будешь оказаться неподалеку от вершины Горы-Купола в Рабирийских горах. Запомни это место, киммериец, потому что именно туда ты должен вернуться вместе с купцом. И сделать это надлежит до того момента, когда на нее упадет последний луч солнца на исходе вторых суток. У тебя есть вечер, ночь и следующий день, мой воин. Но если ты не найдешь этого глупца, то прошу тебя — не медли, а приходи один. Если ты не вернешься, то сердце мое будет разбито, — голос девушки предательски задрожал.
— Ох, не надо было тебя целовать, — пробурчал варвар, — совсем рехнулась девка в этом царстве змеепоклонников. Ладно, принесите обильную жертву Солнцеликому, воины, и попросите его даровать нам милость.
— А ты попроси Крома, чтобы он спас тебя от всех напастей, — неожиданно горячо произнесла девушка.
— Крома? — хохотнул варвар. — Нет, дитя мое, Кром суровый бог. Он дарует мужчине право родиться, пару крепких рук и храбрость. Все остальное воин должен добыть сам. Больше он не интересует северного бога!
Девушка начала медленно раскачиваться и бормотать заклинания.
Последнее, что успел почувствовать Конан — был порыв ледяного ветра, непонятно откуда взявшийся в этом царстве зноя.
Когда шум в ушах наконец стих, а разноцветная метель перед глазами перестала кружиться, киммериец пожал плечами, а потом несколько раз мотнул головой, стряхивая морок. Кром, вот так голова не гудела с того времени, когда он па спор осушил двадцать больших кувшинов золотистого аргосского вина.
Вспомнив наставления юной ведьмы, Конан отсчитал нужное число ударов сердца и открыл, глаза. Вокруг, насколько хватало глаз, простирались зубчатые горные пики, с нанизанными на них облаками.
Варвар понял, что дочь Яхмоса не просчиталась — он стоял на. вершине высокого холма, поросшего остролистым колючим кустарником. Прямо перед ним виднелась гора и в самом деле напоминавшая купол храма Митры в Танасуле. Сходство было тем более полным, что на вершине этой растрескавшейся каменной полусферы не росло ни единого деревца. Даже сам воздух здесь был совершенно другим — удивительно чистый и свежий, напоенный ароматами трав. Однако он попал сюда не для того, чтобы любоваться местными красотами. И северянин поправил лук на плечах и начал спускаться вниз.
Если купец попал сюда тем же путем, то он должен быть где-то поблизости. Вряд ли неопытный горожанин из Пограничья, сумеет быстро отыскать нужное направление, чтобы достичь обитаемых земель. Кроме того, ночью в Рабирийских горах передвигаться невозможно — одинокого путника караулят плотоядные гули, поэтому купец должен был позаботиться о ночлеге. Не свил же он гнездо и не выкопал нору. Вернее предположить, что он пустился на поиски очага и крова — должны же здесь где-то быть люди.
В молодости Конану приходилось встречать гулей. Однажды, когда он еще плавал с Белит на «Тигрице» ему довелось побывать в разрушенном стигийском городе Птейоне, населенным демонами. Там ему пришлось сражаться с кошмарными серокожими тварями, которых Фалко называл гулями. Но это было за много лиг отсюда, пожалуй, ближе к Небтху из которого он прибыл, нежели к тому, где он сейчас находился.
Конан наморщил лоб. Про рабирийских гулей ему тоже приходилось слышать. Говорили, что они то ли потомки древнего народа, жившего еще до Начала Времен, то ли падшие асиры, поклонившиеся Темному Властелину и в наказание за это лишившиеся человеческого облика. Вроде бы, в отличие от нежити, избравшей местом своего обитания самые необжитые области Стигии и Иранистана, местные твари могут почти без вреда для себя выходить на солнечный свет, и умеют отращивать крылья и парить в воздухе, выискивая очередную жертву… Впрочем, сведения о тех, кто в незапамятные времена поселился в Рабирийских горах, были отрывочны. Ибо мало кто из путников смог вернуться обратно, чтобы поделиться впечатлениями…
Сам он сталкивался с этими созданиями только раз — много зим тому назад. Тогда в небольшом заморийском городке судьба свела его с девушкой-гулем Рингой, которая потом пала от руки немедийских заговорщиков.
Варвар сделал рукой солнечный знак и погладил рукоять меча. Кром, в этих местах стоило держаться начеку.
После всех злоключений выпавших на его долю, ночь в этом уютном доме показалась Миэлину из Вольфгарда величайшим из наслаждений. Под утро, когда сон стал менее глубоким, он внезапно почувствовал жажду и решил спуститься вниз — поискать вина или воды. Будить радушных хозяев не хотелось, поэтому купец старался передвигаться как можно тише, чтобы под ногой не скрипнула ни одна половица.