— Ты знаешь, я верю, что все еще обойдется, — сказал он, поравнявшись с васпураканином.
Авшар наблюдал за Ортайясом Сфранцезом. Юный военачальник гарцевал перед левым флангом видессианской армии, пытаясь отвести его к центру. Под своим покрывалом колдун коварно улыбался
— Ровней строй! Удерживай линию! — кричал Сфранцез, энергично размахивая руками. Ему понравилось воевать: это оказалось нелегким, но интересным делом. Решения нужно было принимать сразу же, а ситуации не всегда аккуратно вмещались в стереотипы, описанные Калокиресом. Когда же это случалось, то ситуация опять менялась, причем так быстро, что приказы зачастую противоречили друг другу и становились бессмысленными. Юный дворянин знал, что он слишком часто маневрировал своими отрядами и в результате потерял около сотни солдат. Это причиняло ему боль, ведь они были не черточками на аспидной доске, которые можно легко стереть, а живыми людьми, истекающими кровью. Они умирали, чтобы дать ему возможность научиться боевому искусству. И все же он не думал, что командует так уж плохо. Было несколько прорывов, это правда, но пока ничего серьезного. Он не знал, что командование получил в результате одного из этих прорывов. Он думал, что одно только его присутствие укрепляет дух солдат. Ортайяс пытался представить себе, каким воинственным он выглядит со стороны: в золоченом шлеме, в доспехах, с богато изукрашенным мечом, рукоять которого осыпана драгоценными камнями, в своем плаще, который красиво развевался за его спиной. Правда, был жуткий момент, когда магия Авшара убила Нефона Комноса. Но даже колдун оказывал должное уважение потомку императоров и хмурился, когда Сфранцез объезжал свой боевой строй. Он делал все, чего обычно ожидали от военачальника… за исключением руководства битвой.
Во вражеских рядах взвыли нестройно трубы, и губы Сфранцеза скривились. Затем недовольство сбежало с лица, уступив место страху. Тысяча каздов во главе с самим Авшаром бросилась прямо на него.
— Ортайяс!— крикнул князь-колдун, и его голос четко прозвучал среди стука тысяч подков, бьющихся о каменистую землю. Он поднял руку в железной перчатке. — У меня есть подарок для тебя!
Меч в руке Авшара не был украшенной камнями игрушкой — это был смертоносный меч, кроваво-черный от засохшей крови, крови неисчислимых жертв.
Первый среди всех видессиан Ортайяс Сфранцез представил себе глаза Авшара, скрытые покрывалом, Авшара, и имя этому было Ужас. Душа Ортайяса ушла в пятки, а сердце похолодело от страха и превратилось в кусочек льда.
— Фос пусть смилостивится над нами! Мы все погибли! — истерически выкрикнул он.
Резко повернув свою лошадь, он ударил ее шпорами. Пригибаясь к гриве, чтобы скакать быстрее, он промчался мимо своих ошеломленных солдат — именно это и предвидел Авшар.
— Все пропало! Все пропало! — завывал он. С этими дикими воплями он покинул свою армию, изо всех сил нахлестывая жеребца. Мгновение спустя строй видессианских солдат, изумленных предательством и трусостью своего командира, распался под мощным ударом колдуна-полководца.
Вот кувшин воды в холодный зимний день Если вода очень чистая и ты не трогаешь ее, она может не замерзать долго. Но дай только снежинкам осесть на ее поверхности, и вода тотчас подернется льдом. Так случилось с видессианской армией. Бегство Ортайяса оказалось той снежинкой, которая превратила отступление в паническое бегство. В бреши хлынули дикие орды каздов. Ужас, обуявший солдат, был неодолим.
— Ну вот, мы и дождались подарка! — сказал Гай Филипп сердито, и его простые слова прозвучали хуже, чем грязные ругательства. — Образовать каре! — крикнул он и пояснил Марку: — Чем больше порядка мы проявим, тем менее вероятно, что мерзавцы бросятся на нас. Боги знают, у них сейчас достаточно легкой добычи.
Трибун кивнул, с горечью соглашаясь с центурионом. Отсеченное левое крыло уже бежало. Здесь и там группы солдат еще продолжали упрямо сражаться с обступившими их кочевниками, но большинство предпочитало удирать на восток, бросая на ходу щиты, шлемы, даже мечи. С дикими и радостными криками казды преследовали их, словно мальчишки, которые гонят кроликов.
Но Авшар удерживал власть над кочевниками и повел их в решительную, смертельную атаку на центр видессианской армии.
Многие отряды, атакованные одновременно с фронта и тыла, были сразу же уничтожены. Они не отличались римской маневренностью, приобретенной долгими тренировками, они рвали свои ряды, пытаясь перестроиться. Даже гордые халога смешались в кучу, оставив все надежды на восстановление своего боевого строя. Казды устремлялись в прорывы, усиливая панику и сея смерть своими стрелами и саблями. Уцелевшие рассеялись по всему полю битвы.
В этой дикой бойне пестрый состав видессианской армии превратился в проклятие. Каждый отряд бился сам по себе, не думая об армии как о едином целом.
— Всем соединиться в центре! — подал трубачам сигнал Маврикиос, но было уже слишком поздно.
В хаосе многие подразделения не услышали приказа, а те, кто слышал его, не смогли пробиться сквозь ряды каздов.
Некоторые отряды продолжали сопротивление. Намдалени отбивали атаку за атакой, пока казды не отступились от них.
Отчаянно сопротивлялся Гагик Багратони и тоже остановил захватчиков. Но оба отряда не могли перейти в контратаку.
Как я предсказал Гай Филипп, хороший порядок в строю римлян все еще удерживал их от развала и почти не наносил им потерь Более того, они как бы притягивали к себе бегущих в панике солдат. Иногда к ним присоединялись целые взводы и батальоны. Марк только приветствовал это. Каждый меч, каждое копье прибавляло ему силы.
Эти солдаты прибыли как раз вовремя. Кто-то из командиров-каздов был достаточно умен, чтобы понять, что любая организованная группа солдат представляет потенциальную опасность. Он выкрикнул слова команды и бросил своих людей на римлян. Гулко застучали копыта тысяч лошадей, несущихся на отряд Скауруса.
— Они идут! Ага! Они идут! — радостно заорал Виридовикс. Даже когда все вокруг рушилось, его веселила мысль о предстоящей схватке. Он был прирожденным воином и не скрывал воинственности своей натуры.
Виридовикс выскочил из строя и побежал навстречу каздам, не обращая внимания на стрелы и уклоняясь от ударов мечей, которые сверкали, как частые молнии. Командир кочевников атаковал кельта. Виридовикс увернулся в сторону и ударил врага сам, держа меч обеими руками. Клинок разрубил твердую кожу панциря, ребра врага казда хрустнули, и мертвое тело кочевника свалилось в густую пыль. Римляне приветствовали удачу галла победными криками.
Копий у них оставалось мало, и атака каздов ударила по строю, почти не защищенному копейщиками. Несмотря на свою знаменитую дисциплину, римляне пошатнулись. Передний фронт строя отступил и начал разрушаться. Стоя в передней линии, Марк сражался со всеми наравне, подбадривая легионеров своим мужеством. Он убил одного за другим двух каздов, но еще двое наседали на него с боков. Всадник-казд плашмя ударил его по голове наконечником копья, как дубиной. Это был скользящий удар, но глаза трибуна затуманились, и он упал на колени. Другой казд, пеший, подскочил с саблей наперевес. Трибун поднял щит, отражая удар, но понял, что сделал это слишком поздно. Уголком глаза он увидел, как высокая тень воина появилась за спиной врага, услышал, как топор с хрустом врезался в тело. Казд умер, не успев даже вскрикнуть. Скапти, сын Модольфа, уперся сапогом в его мертвое тело и с усилием выдернул топор из его спины.
— Где твои солдаты? — крикнул ему Скаурус.
Халога пожал плечами.
— Мертвы или рассеяны. Сегодня они дали воронам больше вражьих костей, чем своих собственных.
Сейчас Скапти больше, чем обычно, напоминал волка — старого волка, последнего уцелевшего из своей стаи. Он открыл рот, чтобы еще что-то сказать, но внезапно все его тело напряглось. Марк с болью увидел, как жало стрелы показалось из груди Скапти. Его единственный глаз немигающе смотрел на римлянина.
— Это место похуже, чем Имброс, — отчетливо сказал он. Пронзительный взор голубого глаза потускнел, и халога рухнул на землю.