И он продекламировал:
– Видишь, каков я и сам красив, и величествен видом?
Он посмотрел на своё отражение в зеркале, вздохнув, сказал:
– Ничего нет пленительнее красоты. Но нет ничего и недолговечней её…
В спальне вновь появился Парфений, встал у колонны, скрестив руки на груди.
– Ну, брат, я пошел… – встал со своего ложа Флавий Сабина. – Ты действительно очень добр ко мне. Врут люди…
– Враги мои, – поправил император.
– И мои тоже, значит.
Домициан хлопнул в ладоши и подмигнул Парфению:
– Проводи дорогого гостя, моего двоюродного брата. И прикажи носильщикам доставить туда, куда он прикажет. Понятно, Парфений?
Тот молча поклонился императору.
Больше Флавия Сабины никто и никогда не видел ни живым, ни мёртвым.
3
Максим сел на перронную лавочку, сжимая в руке закрытую бутылку пива. Со стороны ярко освещенного киоска в его сторону шли двое молодых мужчин, в спортивных штанах и кожаных куртках. На головы были накинуты светлые матерчатые капюшоны, хотя дождь давно перестал.
– Дядя, дай на пиво… – с характерным среднеазиатским акцентом сказал один из парней.
Максим протянул так и не открытую им бутылку «Балтики».
– Откуда, мужики? Таджики?… – спросил Звездочёт, вглядываясь в смуглые лица парней. – Гастарбайтеры? Как платят на стройке?
– Как платят, дядя? – усмехнулся тот, что был пониже ростом. – Вишь, на пиво даже не хватает…
Низкорослый взял бутылку, повертел её в руках и поставил на лавочку.
– Раз ты такой добрый, дядя, то дай нам и закурить…
Максим полез за сигаретами в карман, но маленький таджик вынул руку из кармана, в которой блеснуло узкое лезвие ножа.
– Тихо, дядя… – с присвистом прошипел он. – Гони мобилу, деньги… И тихо, а то порежу…
Его напарник уже снял с плеча сумку, тянул к себе тубу с эскизами к главной картине Звездочёта. Максим тубу не выпускал из рук, чувствуя, как уперся нож маленького гопника прямо в ребро. Дело принимало серьезный оборот. Одно неосторожное движение Максима могло стоить ему жизни.
– Где мобила? – прошипел в ухо маленький.
– Нет у меня сотового, – ответил Максим. – И никогда не было…
Низкорослый, не убирая ножа, бросил напарнику:
– Рафик! Проверь дядины карманы…
Рафик первым делом залез во внутренний карман плаща, вытащил бумажник с деньгами, билетом и паспортом, потом сноровисто ощупал карманы плаща, не обращая внимания на звон ключей от квартиры и мелочи, что дала в качестве сдачи киоскёрша.
– В трубе – что? – спросил маленький. – Рафик!..
Второй гопник дернул за тубу, с характерным звуком открыв крышку пенала – будто пробку из бутылки доброго вина выдернули.
– Мазня какая-то!.. – сказал грабитель, приехавший в Москву на заработки и грязно выругался.
Эскизы полетели в лужу.
– Бери голую бабу!.. – скосил глаза на рисунки маленький, угрожавший Максиму ножом. – Бери, Рафик!
Он заливисто рассмеялся:
– В вагончике дрочить будешь…
Долговязый наступил на эскиз грязным ботинком и тоже утробно забулькал смехом. Звездочет будто очнулся, вышел из оцепенения первых минут налета – эти сволочи теперь обижали его детище, его творение. А этого Нелидов спустить никому не мог.
И тут Максим сделал то, чего никак не ожидал от себя, любимого и в разумных пределах трусливого обывателя. Он, будто сжатый в пружину, резко выпрямился, ударив головой в широкополой шляпе маленького прямо в челюсть. Тот отлетел на метр, проехав юзом по мокрой лавочке. Бутылка с пивом грохнулась на перрон, пенно взорвавшись на асфальте.
– Ой, больна-а-а!.. – закричал маленький таджик, выронив нож. – Он, Рафик, дерется!..
Но Рафик уже бежал по немноголюдному перрону, оглядываясь на копошившегося на лавке сотоварища. Долговязый таджик энергично расталкивал пассажиров с вещами, будто сам спешил на южный экспресс до Душанбе или куда там ему…
– Убью, чурка!.. – замахнулся на маленького Максим кулаком.
Маленький пискнул, забыв про свой складник, скользкой змейкой выскользнул из-под своей жертвы и дал стрекача прямо через пути, запрыгав по блестящим рельсам, как резвая собачья блоха.
Нелидов пнул нож ногой. Тот со звоном упал на рельсы. Художник, еще плохо соображая, что же произошло минуту назад, стал собирать эскизы, стряхивая с них грязную воду. Наконец все рисунки были аккуратно свернуты и помещены в своё сухое хранилище. Он взял тубу в руки, печально глядя на равнодушных ко всему, что их близко не касалось, пассажиров. Гастарбайтеров из солнечного Таджикистана давно и след простыл. Пассажиры, боясь попасть в невольные свидетели, делали вид, что «всё хорошо и спокойно в Датском королевстве». Страх давно прошел. Вместе с ним в людском водовороте Курского вокзала исчезли и его последние деньги, билет до Курска на старооскольский поезд.