Четверг, третье июля 2008 года».
Рядом с билетом лежала репродукция размером 10 на 14 дюймов: «Портрет семейства Вашингтон». Похоже, днем мистер Андерсон посетил новый музей в Маунт-Вернон — тут же лежал чек из сувенирной лавки.
«Недурно, Серена», — отметил Конрад.
Выйдя из душа, он открыл шкаф: Серена подготовила ему гардероб на все случаи жизни. Однако Конрад надел банный халат и стал дожидаться Серену, надеясь на сандвич с пастромой — он умирал с голода.
Время шло, но ни Серены, ни сандвича все не было, а репродукция «Портрета семейства Вашингтон» Эдварда Сэвиджа не давала сидеть спокойно. Картина уже помогла ему найти небесную сферу. Может, в ней скрыта еще какая-нибудь тайна? К примеру, что означает звездная карта на глобусе? Но кроме колонны — точнее, двух колонн по обе стороны вида на Потомак — ничего нового на картине Конрад не заметил. В Маунт-Вернон, естественно, не было никаких колонн.
Йитс вспомнил огромное изображение храма царя Соломона, которым масоны закрыли потайной выход из подземелья. Там тоже были колонны, но не такие, как у Сэвиджа. Что-то не так с этими колоннами… Неожиданно до него дошло: на капителях колонн у входа в храм царя Соломона возвышались два шара.
Два, а не один.
Подсказка на портрете Сэвиджа все это время вертелась перед глазами! Так вот почему на астрономической карте сияли два солнца.
Значит, где-то есть вторая сфера!
«Ну конечно, их и должно быть две, — запоздало подумалось ему. — Старик Геркулес наверняка знал об этом. Почему же он мне ничего не сказал?»
Конрад еще раз внимательно посмотрел на картину Сэвиджа: если есть два солнца и два глобуса, то и хранилищ на земле должно быть два. Веер Марты Вашингтон указывал на краеугольный камень Капитолия на востоке, а ее внучка — девственница, символ «Девы» на картине, — придерживала карту Ланфана так, что пальцы покоились на линии западного горизонта в центре гарды на шпаге Вашингтона, то есть внутри знака Солнца.
Получалось, что второй глобус надо искать где-то… разумеется, в Джорджтауне! Однако загвоздка в том, что там нет ни одной достопримечательности, мало-мальски связанной с астрономией, — это Конрад знал наверняка или почти наверняка.
Он сидел, мысленно перебирая возможные варианты, как вдруг раздался стук в дверь. Конрад посмотрел в глазок — в коридоре стояла Брук.
Черт, как некстати!
— Конрад, я знаю, что ты там, — сказала она. — Я видела тебя в холле. Впусти меня, пожалуйста. Тебя все ищут, и мне страшно.
Йитс представил картину: Серена возвращается, а Брук стоит под дверью. То-то будет весело. Нет уж, лучше пусть войдет. Он открыл дверь.
Брук, одетая в дорогое платье — не слишком вызывающее, но и не скрывающее роскошную фигуру, — быстро огляделась: серебряная табличка на столике не укрылась от ее внимательного взгляда. Брук обняла и поцеловала его.
— Слава Богу, ты жив, Конрад. Где тебя носило? Что вообще происходит? То полиция с расспросами, то ФБР, а теперь твое лицо в новостях на всех каналах. Мне звонил режиссер, интересовался тобой — говорят, что ты в списке самых разыскиваемых преступников.
— Ты не поверишь.
— А кто тогда тебе поверит?
— Меня разыскивают в связи со взрывами в Капитолии и Библиотеке конгресса. А еще обвиняют в убийстве.
— Эти обвинения — правда? — потрясенно спросила Брук.
— В общем, да. Но я не убивал тех, кого на меня пытаются повесить.
— То есть ты убил других?
— Ага.
— Ничего себе. Давай-ка рассказывай все.
ГЛАВА 34
«Мать твою, Йитс!»
Сиверс отделался от врачей в университетской клинике и уже через несколько минут вернулся в Библиотеку конгресса. Он приказал перекрыть все входы и выходы, заявив, что это — дело государственной безопасности. Сиверс, осторожно придерживая забинтованный обрубок пальца, яростно пинал все, что подворачивалось под ногу в подземной комнате, найденной Йитсом. Раскрытый шар небесной сферы пустовал в углу.
Глобус и сам по себе был просто чудом. Сиверс отметил, что сделан тот скорее всего из огненно-красной меди или бронзы. Но полый шар был пуст — Йитс сбежал и прихватил с собой все, что было в глобусе.
До настоящего момента Сиверс был уверен, что необъяснимое желание «Альянса» найти сферу лишь сбивало организацию с истинного пути. Сейчас, когда Конрад Йитс оттяпал ему палец и проломил голову, Макс озлобился. От аристократизма и внешнего лоска, которыми Сиверс гордился с университетских лет, не осталось и следа. Как теперь, заключая сделку и пожимая чью-то руку, не заметить собственной неполноценности, пусть даже не хватает всего-то кончика пальца? Разве Йитсу можно такое простить?