Согласно контракту, подписанному несколько лет назад и с тех пор постоянно возобновляемому, Лебовере принадлежала маленькая площадь с фонтаном неподалеку от королевского дворца. Площадь эта переходила в его безраздельную собственность на целых пять дней: для подготовки и проведения представления, приуроченного ко дню эльфийской крови.
Сейчас Лебовера был занят только этой работой, и все, что хоть немного выбивалось из его рабочего ритма, выводило хозяина «Тигровой крысы» из себя. В такие времена он с легкостью раздавал пощечины и затрещины. По слухам, одну неуклюжую танцовщицу он велел посадить в ведро и опустить в колодец на целые сутки – дабы она поразмыслила над своим поведением. Выпущенная на свободу, бедная девушка сбежала, и больше никто никогда ее не видел.
Декорации доставили прямо на площадь в двух огромных сундуках. При сундуках имелось пятеро угрюмых грузчиков, коим было велено получить от Лебоверы плату за выполненную работу, а также доставить обратно в лавку оба сундука, буде хозяин труппы откажется оплатить отдельно эту тару.
Лебовера не глядя, швырнул парням два кошелька, набитых монетами. Сам хозяин понятия не имел, сколько в этих мешочках находится денег и какого достоинства там монеты; в дни подготовки главного выступления года Лебовера не имел обыкновения считать деньги и вообще вести разговоры на столь низменные темы.
Грузчики, однако, – люди подневольные, им было велено получить с господина Лебоверы шестьдесят полновесных золотых монет и сверх того – сорок серебряных за сундуки.
Поэтому дюжие парни устроились на мостовой возле фонтана, распустили тесемки кошельков и принялись пересчитывать деньги, складывая их столбиками.
Лебовера вытащил рулон ткани высотой в три человеческих роста. Рулон согнулся в поклоне и стукнул Лебоверу по голове.
– Эй, помогите развернуть! – гаркнул хозяин.
Рессан, Софир и один из грузчиков подхватили ткань и начали ее раскручивать. Декорацию следовало прикрепить к фасадам трех близлежащих домов. У Лебоверы уже вышел серьезный скандал с владельцами этих зданий.
И сейчас один из них, увидев всю грандиозность приготовлений, выскочил из дома и напустился на хозяина труппы:
– Вы тут что, с ума сошли?! Намерены отгородить меня от света на пять дней? А как я буду смотреть представление?
Лебовера повернулся к назойливому горожанину, с которым ругался третий день подряд, и, пошире разинув пасть, заорал:
– А ну, ты!.. Я человек государственный!.. А ты кто, а? Ты кто, я спрашиваю?
Горожанин был, однако, не робкого десятка. Он даже не попятился, хотя другого, возможно, ураганный рев Лебоверы смел бы с площади и заставил бы забиться в щель. Столичный житель хорошо знал, к чему его можно принудить, а к чему – невозможно. Подбоченившись, он крикнул в ответ:
– Это мой дом, ясно тебе? Фигляр!
Неожиданно миролюбивым тоном Лебовера сказал:
– Ну и что делать будем, а? Мы, кажется, зашли в тупик. Я-то отсюда не уйду. У меня есть контракт.
– Я тебе не дам завешивать мой фасад, – тоже спокойно ответил горожанин.
– Почему?
– Мне будет не видно.
– А ты выйди на площадь.
– А я хочу смотреть из окна.
– А ты выйди на площадь.
– А мне нравится из моего окна.
Они немного помолчали.
– Эй, хозяин! Вешать или нет? – не выдержал грузчик, обремененный своим краем тяжелой декорации.
Рессан и Софир молча поддерживали свою сторону картины. Ждали, что решит Лебовера.
– А если я тебе заплачу? – спросил Лебовера.
– Да я сам тебе заплачу, – сказал горожанин.
– Да дырки проделать, и все дела, – подал голос грузчик.
Лебовера напустился на него:
– Я не дам уродовать такую чудесную работу!
– Так незаметно будет, если со стороны наблюдать, – сказал грузчик, широко зевая. – Мы уж так делали.
Горожанин выжидательно глянул на Лебоверу. Хозяин «Тигровой крысы» назвал всех собравшихся на площади, не исключая и собственных артистов, мясниками, убийцами, тупицами, не смыслящими в искусстве, и в конце концов кивнул.
– Режь свои дырки и высовывай наружу свою мерзкую рожу, – сказал он горожанину. – В конце концов, в нынешнем году у меня затеяна кошмарная история. Декорации зловещие, так что две-три жутких образины только добавят колорита. – И завопил, багровея: – Теперь ты доволен? Мясник!
Горожанин невозмутимо произнес:
– Вполне доволен.
И ушел.
Грузчик засмеялся.
– Он ведь действительно мясник… Владелец десяти или одиннадцати хороших мясных лавок. Ты не знал? Точно говорю. Он хозяин.
– Я и сам хозяин нескольких кусков мяса, – буркнул Лебовера и махнул: – Прикрепляйте!
И скоро площадь окружили нарисованные скалы. Над грандиозным ущельем запылало звездами ночное небо, которому предстояло слиться с настоящим. Над площадью крест-накрест натянули тонкие прочные шнуры, к которым прикрепили два больших шара: желтый – крупнее, синий – поменьше. Две луны. На фоне скал и нарисованного неба они выглядели преувеличенно огромными.
– Недурно, – заметил Лебовера. И добавил: – Я бы даже сказал, что меня это впечатляет.
– Хозяин, – встрял настырный грузчик, – здесь на четыре золотых меньше, чем оговорено. Доплатить бы.
Лебовера круто обернулся к нему.
– Убирайся! – завопил он. – Вон отсюда! Ты мешаешь!
– Не годится, – сказал грузчик. – Доплатить бы. Тогда мы и пойдем. А?
Лебовера разразился слезами.
– Вы сговорились! Сговорились мешать мне, да? – Он бросил в грузчика еще одним кошельком. – Убирайтесь. Вы мне мешаете. Понятно? Вам это понятно? Вы мешаете мне!
– Так вы ничего тут вроде как и не делаете, только руками машете да в одну точку глядите, – сказал грузчик миролюбиво, подбирая кошелек.
– Я думаю! – сказал Лебовера.
Он с размаху опустился на камень у фонтана, и несколько минут его массивную фигуру сотрясали богатырские рыдания.
Рессан метнул кинжал; блестящее лезвие пролетело на волосок от лица грузчика и исчезло в струях фонтана. Грузчик шарахнулся, выругался сквозь зубы и вместе со своими товарищами скрылся в переулке.
Дамарис, танцовщица с темными волосами, прошлась на пальцах к фонтану, уселась к плачущему Лебовере на колени, опустила ногу в воду и, нащупав там рукоять кинжала, захватила его. Держа кинжал между пальцами, она медленно подняла ногу и развернулась к Рессану.
– Забери.
Лебовера ущипнул ее за бедро.
– Вставай. Хватит рассиживаться без толку. За работу, ленивая курица! И вы все, бездельники, за работу!
Когда за Гальеном и Аббаной пришли стражники, Аббана счастливо рассмеялась. Гальен с завистью посмотрел на подругу: она продолжала свято верить в избавление, которое когда-нибудь непременно прилетит к ним из герцогства Вейенто. Аббана отказывалась признать, что Вейенто отрекся от них.
– Он не мог так поступить с нами, – уверяла она товарища по несчастью. – Ты увидишь, я права! Он ценит то, что мы сделали для него.
– Он бросил нас, Аббана, – пытался возражать Гальен.
Она принималась гневаться, и цепь, которой она была прикована к стене, яростно гремела.
– Не смей так говорить о нем! Он придет за нами.
– За нами теперь никто не придет, кроме палача, Аббана.
– Ерунда! Талиессин не посмеет казнить нас. Он эльфийский король, воплощенная любовь и милосердие.
– Он еще не король…
– Мы сделали его королем… Хотя бы на время. Он тоже должен быть нам благодарен, – твердила Аббана. – Он будет занимать трон ровно столько, сколько позволит ему истинный владыка этой страны – Вейенто, потомок Мэлгвина. Мы еще увидим, как наш герцог восходит на престол.
– Мы не увидим ничего, кроме нашей казни, – говорил Гальен.
Он произносил эти слова и сам в них не верил. Неужели они с Аббаной могут умереть? Вот так – прилюдно, позорно? Все это казалось невозможным.
Иногда он вспоминал свое детство. Мальчика с мягкими волосами, прозрачную речку, стайку блестящих мальков на отмели. Куда все это исчезло? Как вышло, что тот мальчик исчез, а вместо него явился неудачливый молодой мужчина с ожогами после пыток? Глупец, которого должны казнить за убийство, – вот кто он теперь.