Весь день до обеда Тарис чувствовал напряжение внутри. Министр был не прост – он был хитер и коварен. За все время, что граф его знал, не мог вспомнить ни единой оплошности в его поведении. Вся его деятельность была разумна. Он был даже в меру честен. Если не считать участия в заговоре Эрланда, Бен не мог бы уличить его во лжи. Можно было с уверенностью сказать, что репутация Верона безупречна.
Конь застоялся в конюшне, теперь приходилось его сдерживать. Большой гнедой жеребец грыз удила и все время норовил сорваться в галоп. Граф видел, что Верону тяжело за ним поспевать даже рысью, и сжалился над министром, не имеющим привычки ездить верхом. Он чувствовал себя неуверенно – другое дело носилки… Белая немолодая кобыла под ним была толста, как старое бревно, и неповоротлива.
– Вы какой-то другой сегодня…
А вот у него какой-то всегда одинаковый голос, у этого политика – ровный, что бы ни случилось.
– То есть?
– Мне сложно сказать… свободнее, чем обычно. Первый раз я вижу на вас полотняную маску вместо железного забрала.
Это Кавада предложила ему утром сменить железный шлем на глухую маску, которую он всегда надевал, отправляясь в постель Дианы Травал. Тарис был очень удивлен. Его любовница никогда не делала ему замечаний, не бросала реплик. Она была молчаливой, как был молчаливым он сам. Бен так растерялся, что послушался.
В маске было легче. Голова не потела, как в железном шлеме, металл не раздражал рубцы. Граф усмехнулся… У него есть одно преимущество: можно не следить за выражением лица, как они все. Однако не за тем же Верон предложил прогуляться к морю, чтобы сказать это?
– Вы немногословны… Вам нечего сказать, или вы не уважаете собеседника?
В этих словах был вызов, и Тарис решил его принять.
– Вы знаете, это все равно, что спросить: вы идиот или прикидываетесь? Но я отвечу. Я идиот, мне нечего сказать.
– Вы умнее, чем кажетесь, – улыбнулся Верон.
– А что, я действительно кажусь идиотом?
– Скорее… простым малым, который не способен на подлость, на интриги, на предательство…
– Полноте. Я вам напомню, что именно я убил наследников, почти детей, на глазах всей столицы.
- Да, я помню. Чтобы сделать это, надо иметь отменное мужество. И внутреннюю силу, которая не зависит ни от мнения окружающих, ни от принятых норм морали.
– Я думаю, что вы один так думаете.
– А вам разве не безразлично, что о вас думают?
– Вы правы, безразлично.
– Граф, только мы с вами вдвоем остались из всех, кто правил в этой столице за последние годы. Только мы с вами из всех лиц, близких к власти, поддержали никому не известного бродячего мага или знахаря, который задумал и совершил государственный переворот.
– Вы сами-то в это верите?
– Во что именно?
– В то, что говорите?
– Поясните, пожалуйста, что вы имеете в виду?
– Что Эрланд сам затеял переворот.
– Ну вот, видите, а говорите, что вы идиот.
Они ехали молча. Первым молчание прервал Верон:
– Я хочу поговорить с вами о том, кто стоит за Эрландом.
– Тогда вы выбрали неподходящую кандидатуру для разговора.
– Почему?
– Я не знаю, кто за ним стоит.
– Я тоже…
– Ну что ж… тема для разговора исчерпана.
Они выехали из ворот, и лошади пошли шагом по прибрежному песку. Чем дальше они отдалялись от города, тем чище он становился. Копыта лошадей проваливались глубоко, их шаг замедлился. Пахло водорослями и зноем.
– Скажите, вы любите Валлас? – министр снова прервал молчание. – Вы любите нашу страну?
– Нет.
Верон на минуту задумался и произнес:
– Я тоже ее не люблю…
У графа были козыри: не он вызывал собеседника на разговор, не ему думать, как его продолжать.
– Вот видите, мы уже нашли общее – мы понимаем друг друга… Ведь и вы, и я живем для себя, не так ли? – осторожно произнес министр.
Его попутчик только усмехнулся. «Как жаль, что он постоянно носит маску. Хотя по его изуродованному лицу все равно непонятно, что он думает», – подумал Верон.
– А почему вы решили, что я живу для себя? – Тарис милосердно придержал лошадь. Его жеребец все время пытался перейти на рысь. Толстая кобыла споткнулась, и министр бы упал, если бы граф не схватил его за руку. – Вы совсем не умеете ездить верхом.
– Совсем… вы правы. Я предпочитаю, чтобы меня возили… или носили. Но в замке везде могут быть уши. С деньгами Эрланда каждый может информировать его обо всем…
– Так почему же вы решили, что я живу для себя? – переспросил Бен.