Пушкин молчал, не в силах оторвать глаз от хозяйки вечера.
Осенью 1817 года Пушкин познакомился с Евдокией (Авдотьей) Ивановной Голицыной (1780–1850) и стал постоянным гостем в ее доме. По свидетельству Николая Михайловича Карамзина, Пушкин «смертельно влюбился» в роковую красавицу, несмотря на то что она была на 19 лет старше его. Влюбленность поэта вскоре развеялась, но общение продолжалось до 1820 года, пока Пушкину не пришлось покинуть Петербург, и возобновилось после его возвращения в середине 1820-х.
Евдокия Голицына происходила из старинного московского рода Измайловых. В 19 лет юная барышня была выдана замуж по повелению императора Павла I, а вовсе не по велению своего сердца, поэтому сразу после известия о смерти императора свободолюбивая Евдокия прекратила отношения с мужем и переехала в Петербург, где вскоре ее дом стал одним из самых известных в столице.
Она слыла странной и даже эксцентричной, в Петербурге ее прозвали La Princesse Nocturne (Ночная Княгиня), так как, желая избежать предсказанной гадалкой смерти в ночные часы, днем она спала, а ночью – принимала гостей. В 1815–1816 годах княгиня жила за границей и как раз вернулась в Петербург к 1817 году. В ее салоне обсуждали злободневные политические проблемы, говорили о патриотизме, конституционных правах, государственных законах и, конечно же, о свободе. Александр Пушкин был вдохновлен как интеллектуальными беседами и спорами, так и личностью хозяйки салона, к которой обращено его любовно-патриотическое стихотворение, не напечатанное при жизни поэта:
Евдокии Голицыной Александр Пушкин передал рукопись своей оды «Вольность», которая позже стала одной из причин его высылки из столицы.
На помощь другу пришел Данзас.
– Господа! Дамы! – начал он, подводя Пушкина к Голициной. – Ее сиятельство, блистательная княгиня Голицына, открывшая нам всем двери своего прекрасного дома, приготовила сюрприз гостям! Сегодня для вас выступит молодой поэт, которому рукоплескал сам великий Державин! Александр Пушкин и его поэма… «Руслан и Лариса»!
Данзас сделал два шага назад, оставив друга одного в кругу гостей. Голицына пристально смотрела на незнакомца. Сраженный Пушкин стоял как столб.
– Державин-то под конец совсем сдал! – прошептал довольно громко генерал из свиты княгини. – Оборванцев в поэты стал записывать.
Негромкий, унизительный смех, как круги по воде, разошелся среди гостей.
Пушкин почувствовал, как закипает: и не за такие дерзкие насмешки он вызывал на дуэль, но его сдержали пронзительный взгляд и красота княгини.
А в следующий миг голос молодого поэта перекрыл нарастающий шум толпы:
Шум стих. Голос Пушкина зазвучал увереннее:
В проеме дверей зала столпились молодые люди, заинтересованно слушая.
Гости замерли, не дыша. Ни единого звука в зале! Пушкин вошел в раж, стал читать еще громче.
Данзас, довольно улыбаясь, оглядывал публику, и заметил в стороне странного человека в черном. Тот записывал стихотворение в блокнот, глядя на чтеца исподлобья, при этом совсем не был похож на поклонника. Выглядело все это крайне странно. Поймав холодный взгляд незнакомца, Данзас отвел глаза и передернул плечами.