Кажется, ему тоже было немного странно.
Но ведь у него уже были женщины… как минимум, Марик.
Боль утихла; осталось только жаркое, распирающее изнутри чувство. Теперь Иннин казалось, что она в море, и волны качают её — качают с силой, вверх-вниз, вперёд и назад, и это было приятно и хорошо, и сверху нещадно палило солнце, и хотелось жить и смеяться.
Рыжие волосы, падающие на лицо; солёные брызги на губах и на ресницах…
Объятия стали теснее; жаркое дыхание обоих — чаще.
Новая волна, куда как более высокая и сильная, чем предыдущие, подхватила Иннин и повлекла куда-то вперёд — может быть, на острые скалы, но сейчас было всё равно.
Она не стала сдерживать коротких вскриков, похожих на всхлипывания — и услышала в ответ чужой глуховатый стон.
Хатори содрогнулся, прижимая её к себе — и через несколько мгновений всё закончилось: волна отхлынула, оставив только мокрый, обессиленный ласками моря песок.
Сначала была просто пустота. Потом начали медленно возвращаться холод каменного пола, затхлый запах подземелья, сырой и промозглый воздух, неприятно касавшийся обнажённого тела.
«Я не буду ни о чём думать, — твёрдо сказала себе Иннин, пытаясь нащупать рукой накидку. — Ни сейчас, ни потом».
Наконец, ей это удалось; она прикрыла грудь тяжёлой, успевший за недолгое время отсыреть тканью, и Хатори всё понял — отстранился.
Иннин приподнялась, сосредоточенно и быстро одеваясь.
Внутри всё ещё немного болело, и колени чуть подкосились, когда она смогла подняться на ноги — к счастью, Хатори, смотревший в другую сторону, этого не увидел.
— Ну, — проговорила Иннин, не желая, как в прошлый раз, молча убегать от него. — Теперь надо заняться некоторыми насущными вопросами. У нас осталось не так много времени, но всё будет хорошо. Я обещаю.
Хатори посмотрел на неё долгим, пронзительным взглядом и молча кивнул.
«И у меня целых два варианта, как устроить это "хорошо", — подумала Иннин с каким-то странным грязноватым воодушевлением. — Или мы вместе сбежим, или я соглашаюсь на предложение Астанико…»
Она вдруг поняла, что не испытывает к Главному Астрологу такого омерзения, как прежде.
После того, что случилось, он попросту стал ей безразличен.
И эта мысль Иннин испугала.
Она наклонилась и быстро поцеловала Хатори в губы.
— Я обещаю, — повторила она дрожащим голосом.
— Не надо ничего обещать, — перебил её Хатори. — Не вздумай рисковать собой. Если для тебя будет какая-то опасность — не надо.
Иннин как-то судорожно кивнула и выбежала из камеры.
«Разве могу я верить этому… червяку, — думала она, пытаясь разжечь в себе остатки прежней злобы. — Как я могу поверить, что он сдержит своё обещание?»
Она поспешно шла по коридору, нервно комкая рукава, погружённая в свои мысли — до тех пор, пока дорогу ей не перегородила чья-то фигура.
Иннин быстро вскинула голову и похолодела, узнав Верховную Жрицу, чьё застывшее лицо в неровных отблесках тускло горевших под потолком светильников казалось каменной маской.
«Она всё поняла, — мелькнуло в голове испуганное. — Или нет?..»
— Запахни накидку, — медленно и презрительно проговорила Даран, тотчас избавив её от сомнений по этому поводу. — У тебя вся грудь наружу.
Иннин обожгло стыдом и яростью.
«Ну нет, я не позволю ей меня унизить», — подумала она, стараясь с как можно более безразличным видом поправить одежду.
— Приходила утешить осуждённого на казнь? — насмешливо спросила Даран, наблюдая за её телодвижениями.
— Да нет, я приходила исполнить собственные желания, — тем же тоном ответила Иннин. — Я уже однажды говорила вам, что сделаю это при первой подвернувшейся возможности.
— Что ж, возможность тебе представилась, — пожала плечами Верховная Жрица. — Увы, первая и последняя. Конкретно с этим человеком. Но, с другой стороны, мужчин много…
И она обвела взглядом стены, как бы намекая на то, что в распоряжении Иннин — весь дворец.
Кровь бросилась Иннин в лицо, но она сдержалась — её охладила мысль о том, что теперь, после всего случившегося и сказанного, надеяться на то, что Верховная Жрица поможет Хатори, бесполезно.
Не то чтобы Иннин до этого верила в её помощь, но это был призрачный, и всё-таки шанс.
Который теперь был потерян окончательно.
— Я люблю его, — вдруг сказала Иннин, неожиданно для самой себя.
— Он удовлетворил твои тайно взлелеянные желания, и ты его тут же полюбила? — продолжала издеваться Даран. — Немного же тебе было нужно.
— Да что вам известно о любви, — проговорила Иннин, побледнев. — Вы никогда никого не любили, ни одного человека в мире. А если бы любили, то знали бы, что за одну минуту... — она запнулась, чувствуя странное смущение, но всё-таки продолжила: — за одну минуту настоящей любви, настоящей страсти, настоящей нежности можно отдать всю вашу чёртову власть, все ваши достижения и секреты! Вот что я знаю теперь! — выкрикнула она. — И я не желаю ни о чём, слышите, ни о чём! Я знаю, что такое любить и быть любимой, пусть хотя бы несколько мгновений, а вы этого не знаете, и не узнаете никогда. Мне не нужна ваша магия, не нужны ваши тщательно оберегаемые секреты, которые вы лелеете для той, которая будет вас достойна, мне не нужно ничего от вас! Я теперь сама знаю истину, и эта истина отличается от вашей, но ни один человек на земле не скажет, что она хуже. Сердце — лучший учитель, чем вы, и оно сказало мне правду!
Губы Даран чуть искривились, и Иннин хотела бы надеяться, что сумела сделать ей хоть немного больно, но с гораздо большей вероятностью это была всего лишь усмешка, искажённая полумраком.
— В тринадцать лет ты была умнее, — фыркнула Верховная Жрица, подтвердив худшие опасения девушки.
Иннин вздрогнула, понимая, что та имеет в виду: её же собственные слова про то, что никакие любовные отношения ей не нужны и никогда не будут нужны; обещание, данное перед тем, как навсегда покинуть дом матери ради мечты стать жрицей.
Но ведь ей было всего тринадцать, что она могла понимать…
— А я-то думала, что у тебя хватит силы сдержать своё слово, несмотря ни на что, — безжалостно била по больному Даран.
— Сила не в этом! Это обещание держало меня здесь шесть лет, — проговорила Иннин с трудом. — А всё потому, что я была слишком горда, чтобы признать свою глупость, чтобы начать жизнь сначала и по-другому — так, как хочется мне по-настоящему. Но теперь я смогу это сделать, невзирая на ваши унижения и презрение всех вокруг. И в этом и будет моя сила.
— Убежишь с ним? — равнодушно поинтересовалась Даран.
Иннин молчала.
— Иди, куда собиралась, что ты стоишь, — сказала, наконец, Верховная Жрица. — Я тебя не задерживаю.
Сглотнув, Иннин прошла мимо неё и бросилась прочь.
«А она ведь и слова не сказала мне про потерянную девственность, — мелькнуло у неё в голове чуть позже. — Которая якобы должна стать препятствием на пути овладения магическими способностями. Значит, это и в самом деле сказки, которыми меня кормили на протяжении всей жизни. Что ж… тем больше аргументов, чтобы оставить это место навсегда».
И она взялась было продумывать детали возможного побега, но совсем скоро её начали мучить сомнения.
«Даран предвидит, что я попытаюсь с ним сбежать, — вспомнила Иннин, остановившись. — Она может нам помешать…»
Так она блуждала по коридорам дворца, блуждала несколько часов кряду, не в силах ни на что решиться.
«Хатори просил меня не рисковать собой. А побег — это большой риск, — думала она и тут же опровергала собственные рассуждения: — Да неужели ему будет приятнее, если я после того, что было, лягу в постель с этим мерзавцем?!»
«Бежать», — в последний раз решилась она.
И обнаружила себя возле дверей, ведущих в кабинет Главного Астролога.
***
Вскоре после того, как Иннин ушла из его комнаты, Хайнэ поднялся на ноги и, найдя свою трость, выбрался в коридор.
Решение зрело в его голове уже давно, с самого утра, когда он услышал слова Хатори — сумасбродное, отчаянное, невозможное, на грани веры в чудо. Но другого варианта не было всё равно.