— Я — пишу, — и он расписался в воздухе, чтобы не говорить всерьез.
— А я — не пишу, — и Анна зачеркнула написанное в воздухе.
— Это в этом самом доме живет та самая Горбачевская? — громко, голосом дамы, спросил Писатель в окна. — Как интересно! Надо будет подкараулить: не режут ли кого-нибудь еще! Я так обожаю страсти! Мы с мужем каждое лето бросаем все и уезжаем в деревню, смотреть, как совокупляются лошади. И вы знаете, после «этого» у них такие глаза!
— Не надо про лошадей, — посмеявшись, попросила Анна.
— Говорят, здесь будут строить какой-то дом, — показал Писатель на набережную.
— А я никогда не жила около воды, — сказала Анна.
— И я, — ответил Писатель. Они шли. Куда-то.
Вставало солнце. Теплое, хорошее.
— Как хорошо, что стихи читают только на закате, — сказал Писатель. — Я бы удивился, если бы мне сейчас стали читать стихи.
Их напугали: из-за забора, высокого, без таблички, вдруг грянул оркестр. Настоящий, духовой, военный. Грянул военный парадный марш!.. и через две-три музыкальные паузы марш разъехался на ноты и прекратился.
— Не может быть, — сказал Писатель.
— Повторять! — раздался из-за забора голос мужа Анны.
Оркестр грянул опять, послышалось конское ржание — и марш опять расползся и закончился.
Писатель рывком залез на забор, заглянул внутрь. Военный оркестр в полном составе, черный вздыбленный конь, всадник на земле. Милиция. Муж Анны.
— Повторять!!!
Писатель слез обратно.
— Ну и что? — спросила Анна.
— Кино, наверное, — Писатель отряхнулся и пошел. — Как вы думаете: они уже поужинали?
Они — поужинали.
Горбачевская, приведшая себя в порядок, лежала на диване вполоборота и слушала Адвоката. Он произносил речь, с которой должен был выступать в суде. Речь не получалась. Приходилось подстегивать себя коньяком и отступлениями.
— Она говорила им: а ты мог бы отдать жизнь за ночь? Согласитесь, господа… бр-р-р… товарищи… вопрос классический, вечный и безукоризненно поставленный. Как это у Импровизатора?.. У вас есть Пушкин?
— Кто? Нет. А что: там тоже убийство?
— Там? Да. Там — Клеопатра. Царица Египта, за ночь обладания которой мужчины, не раздумывая, шли на смерть.
— Правда? — Горбачевская была неприятно удивлена. Она достала ручку, бумагу. Очки. — Как называется?
— Пушкин. «Египетские ночи». Еще можно прочесть Шекспира «Антоний и Клеопатра».
— Помедленнее.
— Шоу. Бернард. «Цезарь и Клеопатра».
— Бернард?
— «Д» на конце.
— Целых три!? — удивилась Горбачевская. Сложила листочек аккуратно. — Я завтра позвоню, принесут, — зевнула тяжело, потянулась на диване, выпучив по очереди: грудь, живот, бедра. — А напиши про меня.
— «Вот сейчас все брошу и пойду про нее писать», — Адвокат с ужасом чувствовал, что от ее «ты» у него на лице появляется выражение грязной похоти… и ничего не мог сделать со своим лицом. Горбачевская уловила выражение и улыбнулась понимающей улыбкой:
— За нас, — и подняла бокал. Адвокат поперхнулся и утер ладонью вылившийся на подбородок коньяк.
— Ты не москвич? — серьезно спросила Горбачевская.
— Нет. Нижний Тагил.
— Я сразу догадалась: когда ты волнуешься, окаешь. Я не люблю москвичей. Они какие-то… — подумала и нашла слово. — Воспитанные. Прямо всех бы вырезала.
Посмотрела на часы, на темноту за окном. Зевнула опять:
— Ну что? Ложимся?
— Запросто, — хихикнул Адвокат, покрываясь темным румянцем.
— Только потом уйдешь на кухню, — она зевнула еще слаще. — Я хочу отоспаться. Ваша идиотская тюрьма…
Адвокат, стараясь сделать пунцовое лицо — младенческим, раздевался.
— Наверное, любишь кого-нибудь? — спросила Горбачевская брезгливо. — А она — не дает, да?
— Ну ладно! — «прикрикнул» Адвокат.
— Ну-ка, ну-ка! — она вдруг привстала на диване. — Ну-ка, повернись!
Он повернулся.
— Ты такой прозрачный! — удивилась Горбачевская. — Как рыбка! Иди скорей!
— И я буду пятым? — спросил Адвокат.
— Седьмым, — помолчав, ответила Горбачевская.
Он не умер, ничего. Но, когда он уходил, тычась в темной прихожей и не решаясь зажечь свет, чтобы не разбудить Горбачевскую, которая тихонько похрапывала в спальне, его вдруг затрясло всего. Он долго и сосредоточенно надевал пальто, все время выдувая воздух изо рта и моргал, как будто вылез из воды или весь день читал при слабом свете.
— Такое ощущение, что я испугался, — сказал он, спускаясь с лестницы и держась за стенку руками, чтобы не упасть.
Он вышел на улицу — и рядом с его головой упал кирпич. Он сказал «А!» от неожиданности и пошел быстрее. Из подворотни выскочил вдруг человек с ножом, приставил нож к горлу Адвоката, тихо-тихо огляделся вокруг, сказал шепотом: