Для Старика Щуко — самый близкий человек в группе, а в отряде — еще Федя. Щуко прилип к командиру во время Суземской передряги. Веселой бесшабашностью напоминал Старику самого себя, когда в первые дни войны бездумно лез напролом.
— Докладывай.
— Так что четырех приблудных поймали. Ходют, а чего — понять нельзя.
Полицай постарше заявил хмуро:
— Партизан ищем.
— Помолчи, — оборвал его Старик. — Спрошу, тогда ответишь.
— Чуть не пристрелили их, товарищ командир.
— Беды особой не было бы, — и повернулся к приблудным: — Откуда, субчики?
Отозвался старший. Кажется, остальные уполномочили его отвечать за всех:
— Бежали. Не хочем в полицаях, хватит.
— Хватит? — усмехнулся Петро. — Значит, не хотите. А раньше хотели?
Парнишка лет восемнадцати, с черным пушком на верхней губе, пожаловался:
— Мобилизованные мы.
— Бежали бы, а не ждали, когда мобилизуют.
— Мобилизованные мы, — повторил уныло парнишка. Перебежчики повесили носы — нечем крыть.
— Заладил свое, вояка, — безжалостно продолжал Старик. — А к нам зачем? Чтоб отсидеться? Дождаться Красной Армии, потом в грудь себя колотить — партизаны! Так?!
— Мы шли воевать, — возразил старший.
— Чем? Кулаками? Где ваше оружие? Кому вы такие нужны?
— Мы в бою...
— Можно, товарищ командир? — вмешался Щуко, — Дюже в той деревне голова плохой, сатанюка несусветный. Сколько душ загубил, счету нет. Позволь я с этими парубками его умыкну да на осину вздерну, а? От добре будет!
— Они подведут тебя под монастырь!
Четверо искренне возмутились, их прорвало. Начали кричать наперебой, махать руками. Из всего шума Старик понял одно — не подведут. Крикнул:
— Отставить разговорчики!
Полицаи смолкли, даже испугались — не накричали ли чего лишнего? Ляпнешь что-нибудь не так и попадешь на зуб бородачу. Прикажет расстрелять — и расстреляют за милую душу. Но строгий командир вдруг улыбнулся, подергал бороду за кончик и махнул рукой — черт с вами, идите со Щуко.
Месяца два назад Старик вообще не стал бы разговаривать с перебежчиками. По отношению к ним уяснил четкое и жестокое правило: они враги и отвратительнее, чем фашисты. С врагами поступают по-вражески — никакой пощады и снисхождения.
Однако недавно Верховный Главнокомандующий издал приказ, по которому следовало всем, кто явится к партизанам с повинной, оставлять жизнь и проверять искренность раскаяния в бою. Старик нацелился было переправлять перебежчиков в отряд, к Давыдову, но получил категорический запрет и вынужден был нянчиться с ними сам.
Фон Штрадера пристрелили при третьей попытке к бегству. Отчаянный попался фашист, ни черта, ни дьявола не боялся, ни партизан. Своих предавал напропалую, но и со Стариком разговаривал цинично, свысока. Старик не злился — подумаешь, фон-барон, плевал он на него с высокой колокольни. Пусть смотрит как хочет — все равно в наших руках, все равно сказал нужное. Третий раз обманул часового — попросился до ветра и в кусты. Часовой в первую минуту растерялся, до чего дерзко повел себя немец. Потом давай палить по нему из автомата. А тот вилял между сосен, юркий, словно заяц. Наверно, удрал бы, но напоролся на внешнее охранение лагеря. Уже смертельно раненный, Штрадер, собрав остатки сил, неожиданно вскочил и пробежал еще метров десять и лишь после этого рухнул замертво.
— Храбрый фашист попался, — резюмировал Старик и велел Нине передать Давыдову шифровку: пленный фашист фон Штрадер убит при попытке к бегству.
2
Старик, а тогда просто Петро Игонин, младший лейтенант, осенью сорок первого года снова — уже в который раз! — попал в окружение. На этот раз основательно.
Мост через Десну был заминирован заранее и возле него дежурило отделение саперов под командованием сержанта Щуко. Сержант имел приказ — взорвать мост после того, как с западной стороны придут последние бойцы. А как определить — последние или не последние? Появится очередная группа бойцов, Щуко гадает: последняя или нет? Решил ждать до тех пор, пока не увидит немцев. Случилось, что с западной стороны последними притопали бойцы взвода Петра Игонина. И то, что игонинцы были последними, засвидетельствовали сами фашисты. Не успели красноармейцы вступить на левый берег, как на бугор правого вылетела немецкая танкетка, за ней еще две. На гребне бугра остановились — осмотреться, что ли, надумали?