Старик принял кисет из рук Андреева, запрятал за пазуху — в самое надежное место, попрощался с бойцами и, тяжело опираясь на батожок, сильнее прежнего сгорбившись, поковылял в обратный одинокий путь.
— Жди нас, папаша! — крикнул вслед Игонин. Старик обернулся, помахал шляпой, перекрестился. И двинулся дальше. Вскоре его сгорбленная фигура затерялась среди мелкого березняка, который отгораживал деревню от кондового хвойного леса.
Григорий и Петро, после того как проводили старика и распустили по хатам бойцов, остались вдвоем, пожалуй, впервые за последние дни. В хату не пошли, а выбрались огородами на бережок сонной, заросшей у берегов кувшинкой и ряской речушки и уселись на траву. Саша хотел было идти с ними, но остановился в нерешительности у хаты: возможно, у командиров секретный разговор, которому он может помешать. Так и остался стоять у хаты на тот случай, если вдруг потребуется. Все-таки связной из Саши получался исправный.
Но у друзей никаких военных секретов не было, просто им захотелось остаться одним, тем более у Игонина был к Григорию разговор. К нему Петро готовился исподволь, да вот все никак не мог начать, настолько это был трудный разговор, но и очень важный, конечно. Да и мешали постоянно, а Петро не хотел, чтобы слушали другие, он нуждался только в поддержке или совете Гришухи, которого любил и которому верил, как самому себе.
И вот сейчас, подняв камушек и бросив его в речушку — камушек упал на широкий лист кувшинки и застрял на нем, — Петро сказал:
— Я, понимаешь, много думал, а сам не могу решить, правильно ли думал. Об этой войне. Кто мы с тобой такие?
— Люди, — улыбнулся Григорий. — Советские люди.
— Это ты мне про политграмоту. Ясно, что советские. Вот я, Петро Игонин, двадцатого года рождения, в жизни еще не успел ничего сделать, хотя за все хватался, всего хотел. Вот я, скажи откровенно, могу вступить в партию?
— В партию? — Григорий повернулся к Петру. — Ты серьезно?
— О таких вещах я говорю только серьезно. Учти!
— Откровенно? Не знаю, Петро.
— То-то и оно. А я поскитался эти дни по лесу, понаблюдал за людьми. В мирной обстановке все мы хорошие. Плохим легко прятать плохое. С виду вроде человек ничего, свойский, языком молоть мастак, вот как тот Шобик. А попали в лес, хлебнули горя, сразу обнажилось, дрянь наружу и вылезла.
— К чему это ты? — не понял Андреев.
— А ни к чему. Если уж говорить, то обязательно уж к чему-то? Возьми капитана Анжерова. Таким людям цены нет, я за таких на все муки пойду, лишь бы они жили. А пуля, она не выбирает. Нет Анжерова, а я на него походить хочу. Вот вы тогда на собрание ходили, а я чуть не плакал от обиды.
— Кто же тебя обидел?
— Меня? Еще нет такого человека, который бы мог обидеть Петьку Игонина. Я сам себя обидел, сам себя обожрал. Тогда я подумал: мне надо туда, где капитан с Гришухой, обязательно надо. Но за что же меня принимать в партию? Возьмут и опросят: скажи, Игонин, какое ты доброе дело совершил в жизни? Какое? Однажды тетку из воды вытащил, тонула бедняга. И все? «Маловато», — скажут. Ну а насчет идейности? Хватит у тебя ума разобраться во всем и помочь разобраться другим, беспартийным, не свихнешься ты на крутом повороте.
— А сможешь ты без страха умереть за все это, если потребуется? — подхватил Григорий.
— Это самые трудные вопросы, — вздохнул Петро. — Я, конечным образом, могу ответить: выдержу, не свихнусь, будьте спокойны. Себя-то я знаю. Да вот беда: ничем я еще это не доказал. Правильно?
— Не совсем.
— Как «не совсем»?
— Ты, командуешь отрядом, разве этого мало?
— Чудак ты, Гришуха! Какая же в том моя заслуга, стечение обстоятельств, вспомни-ка. Мы оказались рядом с Анжеровым в лесу, он только нас и знал. Поэтому нас и приблизил. Были бы у него другие знакомые, других бы приблизил. Вот и все. Раньше-то мы его недолюбливали, да и побаивались малость.
— Но не каждый смог бы командовать! — возразил Андреев.
— Ерунда! Любой бы справился на моем месте, с такими ребятами все можно.
— Погоди, если любой, значит, и Шобик бы справился?
— Ну, ты про Шобика брось!
— А Феликс?
— Феликс, понимаешь, ничего парень, башковитый, но... Стоп, стоп, ты что хочешь этим сказать?
— Я уже сказал. Догадывайся!
— Ох и хитер ты, Гришуха! — засмеялся Петро. — Подвел к точке!
Немного помолчали, Петро опять бросил в речку камушек и опросил:
— Значит, рано мне еще в партию?
— Я этого не сказал. Я ведь об этом тоже думаю, тоже собираюсь в партию. Подождем немного: до своих.