— Подождем до своих, — согласился Игонин. — А свои уже скоро! Скоро, Гришуха!
Они поднялись, медленно зашагали к хате, где их поджидал Саша.
От деревни до маленькой станции со странным названием Старушки оставался один форсированный дневной переход. По, словам кума старика-проводника, на станции (там раньше был леспромхоз) сидит безрукий комендант Богдан, принимает выходящих из леса и поездом направляет в Калинковичи, а оттуда — в Гомель. В Гомеле наши, об этом кум имел верные сведения. Такие же верные, как то, что он Василь Храпко, а не какой-нибудь босяк.
Игонин загорелся нетерпением. До своих недалеко, рукой подать, а они будут здесь прохлаждаться целые, сутки? За сутки до Богдана можно добраться!
Длительную передышку Игонин отменил. День разделил пополам: первую половину отдыхать, после обеда — в путь! Досыпать — после войны.
В полдень поднял отряд по тревоге и повел в дорогу. В головное походное охранение назначил Миколу со взводом. Микола и Феликс шли впереди взвода и разговаривали. Обо всем на свете. Оба когда-то кончили десятилетку, у обоих было о чем поговорить. В горячем разговоре и дорога короче. Здесь она делала крутой поворот — выгибалась коленом. Миновали крутой излом и оторопели. Навстречу двигалась колонна немцев. Офицер на вороном жеребце гарцевал впереди, без нужды горячил коня. За ним, не держа почти никакого равнения, брели солдаты и галдели. Их было чуть поменьше роты. На вооружении у большинства винтовки. Какая-нибудь саперная команда. У Миколы ноги будто вросли в дорогу. Феликс схватил его за рукав, бледнея.
Немецкий офицер в фуражке с высокой тульей круто натянул поводья. Жеребец взвился на дыбы и заржал.
Микола оттолкнул Феликса и резанул из автомата прямо по брюху жеребца. Лошадь рухнула, придавив офицера. Гитлеровцы смешались, открыли беспорядочную стрельбу, залегли прямо на полотне дороги, а некоторые сползали в кювет, карабкались на бровку, ища места поудобнее.
Залегли и бойцы. Феликса Микола послал к Игонину. Петро и без донесения отлично понял, что головное охранение столкнулось лицом к лицу с противником. Послал на подмогу еще один взвод.
— Ну, дорогой товарищ, — обратился к проводнику, — выручай. Не везде же проклятое болото. Есть же тропки?
У Игонина родилась мысль повторить маневр капитана Анжерова. Тогда он мудро предусмотрел, послав Петра со взводом автоматчиков в тыл немцам. Не сделай этого, еще неизвестно, кто бы вышел победителем.
Проводник, невзрачный мужичишка лет сорока, как услыхал стрельбу, так затрясся от страха. Трепало несчастного, словно в приступе лихорадки: зуб не попадал на зуб.
— Н-нет т-тропок, — лепетал он. — П-п-пустите, у м-меня д-дети.
— Я тебя пущу! Я тебя пущу! — рассвирепел Игонин. — Тут война, понимаешь, а он домой запросился. Показывай, где лучше обойти поворот, да живо! Не то пулю в лоб и самого в болото, — для острастки Игонин, отступив на шаг, наставил на мужика автомат.
— Нн-не надо, уб-бери. П-поведу.
— Иной коленкор. Грачев! — позвал он командира сборной роты. — Бери хлопцев, обойди болотом и чесани в хвост и гриву. Быстро!
Грачев деловито козырнул командиру и повернулся к проводнику:
— Веди, товарищ, да пошевеливайся!
Взвод свернул с дороги, вытянулся цепочкой за проводником. Грачев поспевал следом за мужиком.
Игонин, прихватив Сашу Олина, побежал к Миколе. Андреева оставил с остальной частью отряда, приказав залечь и ждать.
— Будь готов, Гришуха! Потребуешься, пришлю Сашу.
Гитлеровцы, видя, что русских мало, полезли на рожон. Хотели в обход, но сунулись в лес и вернулись ни с чем: болото. Справа болото, слева болото. Тогда по кюветам наиболее отчаянные поползли на сближение. Остальные прикрывали. В это время и подоспел Игонин. Пристроился рядом с Миколой, спрятавшись за ствол придорожной сосны.
Гитлеровцы ползли и ползли, вжимаясь в дно кювета. Петро удивился:
— Ты смотри! Храбрые какие! Гранаты есть?
— Десяток наберется.
— Мало.
Трескотня стояла невообразимая, будто по сухому валежнику ломилось сто медведей. Шальная пуля чиркнула Миколу в висок, сорвала кожу и немного обожгла. Только и всего. Кровь покатилась по щеке струйкой, теплой и щекотливой.
— Вытри, — посоветовал Игонин. — Посмотришь, дрожь берет. Будто серьезно ранило.
Микола замешкался: а чем вытирать? Вытер подолом гимнастерки. Петро залепил ранку жилистым листком подорожника.
— Пугнем сейчас гранатами, — сказал Микола. — Как думаешь?
— Давай. Только не распыляй. Крой сразу пятью справа и пятью слева.