— Располагайте отряд на отдых. Я дам дежурного, он покажет где. А вас с заместителем попрошу ко мне.
Игонин передал командование Миколе, а сам с Андреевым пошел следом за полковником и батальонным комиссаром. У полковника был свой маленький кабинет, с двумя окнами, сейчас открытыми настежь, со служебным столом и с диваном.
— Садитесь, — пригласил полковник гостей сесть на диван. Но друзья топтались на месте, не решаясь, — сейчас этот диван являлся для них невиданной роскошью. Полковник понял их затруднение, улыбнулся и показал на стулья. Сам сел за стол, а Волжанин на диван.
— Рассказывайте, — попросил полковник Игонина, Петро было вскочил, но хозяин кабинета остановил его:
— Сидите, сидите. Курите, если хотите, — и подвинул открытую пачку «Казбека». Петро без лишних приглашений взял папироску, а Григорий не сразу — неловко было курить при полковнике и комиссаре. Но желание курить победило, к тому же и хозяин такой радушный — уже пожилой, на висках седина, вокруг глаз сетки морщин.
Закурили. И Петро, сначала нескладно, потом воодушевляясь и осваиваясь, стал рассказывать о боевом пути отряда. Часто обращался к Григорию за подтверждением, и Андреев либо кивал головой в знак согласия, либо добавлял к игонинскому рассказу свое.
Когда Петро дошел до гибели капитана Анжерова, грузный, слушавший до того молча и сосредоточенно батальонный комиссар Волжанин неожиданно ударил кулаком по валику дивана, с шумом поднялся и зашагал по кабинету так, что заскрипели половицы.
Игонин умолк, с опаской поглядывая на Волжанина, но тот уже взял себя в руки и тихо приказал:
— Продолжайте.
Игонин говорил без прежнего воодушевления, то и дело косясь на Волжанина, который продолжал мерять кабинет тяжелыми шагами.
— Вот и все, — наконец сказал он и поднялся. Вскочил и Андреев. Папироски у обоих давно погасли и лежали на краешке стола. Полковник остался сидеть некоторое время, уставившись в одну точку, держа вытянутые руки на стекле стола, словно собираясь ими сейчас ударить по стеклу. Поднялся как-то рывком, будто боясь, что медленно ему не встать, шагнул к Игонину и вдруг заключил его в объятия.
— Спасибо, сынок, — проговорил он тихо. — Спасибо, что вы такие.
Потом обнял Андреева, и Григория от его ласки прошибли слезы.
Волжанин остановился перед Игониным и запросто, без хмурости, с которой только что вышагивал по кабинету, сказал:
— Тебя я, кажется, помню: ты еще не пустил меня к Анжерову, в Белостоке, а?
— Так точно, товарищ батальонный комиссар! — улыбнулся Игонин.
— А тебя не помню, — повернулся он к Андрееву.
— Мы с ним друзья, — вступился за Григория Петро. — Он у нас политруком был, его капитан назначил.
— О, капитан толк в людях понимал, знаю, не ошибся. Молодцы! Других у меня слов нет.
Полковник разрешил Игонину и Андрееву идти к своему отряду. Когда за ними закрылась дверь, сказал Волжанину:
— Обрадовали меня эти мальчики, Андрей Андреевич, ты даже не представляешь, как обрадовали. Основное мы до войны успели-таки сделать — вырастили смену себе. Молчу, молчу. Снова расфилософствовался. Стариковская потребность, что поделаешь.
— Нет, отчего же! Философствуй. Я тоже не прочь пофилософствовать на эту тему, хотя, — он улыбнулся, — стариком себя еще не считаю.
А между тем друзья шагали в ногу, уверенные, только что обласканные большим начальством. Они знали: их боевой путь с прибытием сюда отряда не кончился, а только начинался. В обширном сосновом парке всюду видны группы гражданских людей — тут, там. Здесь формируются новые полки Красной Армии. Родина призывает своих сыновей в час смертельной опасности.
В штабе решат, что делать с отрядом, какую службу предоставить Игонину и Андрееву. Они солдаты и выполнят любое задание.
В расположении отряда их ждал приятный сюрприз: лейтенант Самусь. Он радостно пожал руку Григорию, а потом Петру, говоря:
— Эх и гарные вы хлопцы! Рад видеть вас!
— Мы тоже рады, товарищ лейтенант, — ответил Петре — А про Костю-танкиста вы что-нибудь знаете?
— Конечно! — сказал Самусь. — Тимофеев еще вчера здесь был. Сегодня уехал танк получать.
— Жаль! — качнул головой Петро. — Жаль, что не удалось с ним встретиться. Ну, что ж, товарищ лейтенант, берите нас к себе во взвод. Согласен, Гришуха?
— Согласен, — отозвался Андреев, а Самусь улыбнулся хитро и понимающе:
— Это еще неизвестно: или вы ко мне во взвод, или я к тебе в роту.
Солнце поднималось в зенит. На западе глухо и грозно грохотала канонада.
Война продолжалась.