Эли Мизрахи, начальник канцелярии Главы Правительства"Эли Мизрахи едва уцелел. Женщины целовали его истерично. ...Яша позвонил в Тель-Авив доктору Меиру Гельфонду, которого отец называл "кристалл моей души". Меира Гельфонда, воркутинского зека, любила Голда, и, конечно, его было целесообразно включить в делегацию забастовщиков. Затем он протелефонировал в мэрию Иерусалима инженеру-архитектору Володе Розенблюму, который в свое время прославился тем, что отказался от взятки в тысячу своих зарплат. В три часа дня у Военного министерства толпились "зубницы" в своих лучших платьях. Над ними колыхалась, словно тычинка в бутоне, голова Володи Розенблюма, грозы иерусалимских подрядчиков. -- Слава Богу, появились, - воскликнул он, увидев Яшу и Меира. -- А то, думаю, что я буду делать с этой свадьбой! Прямо оторопь взяла... -- Это тебя-то? - спросил Яша, и все захохотали. Их ждали, отвели в угол двора, впустили в добротный особнячок типа "обкомовских вилл" в Крыму. Свет не сильный. Обивка кресел сероватая. Не броская. Тона подобраны со вкусом. Во всю длину кабинета стол человек на двадцать пять. Вокруг него можно ходить, если нервничаешь. Голда вошла почти сразу, приткнула рядом свой неизменный ридикюль. Вздохнула тяжко и, "не замечая077"" протянутых рук "зубниц", попросила высказаться Меира Гельфонда, лицо которого было непроницаемым. Меир излагал свои мысли на хорошем иврите -- Яша не понял ни слова. Но от того, что поджатые губы Голды не распустились в приязненной улыбке, а, пожалуй, поджались еще сильнее, он понял, что Меир, как всегда, надежен... -- Хорошо, -- сказала Голда, выслушав всех до единого и не мешая "зубницам" выкричаться, - я создаю Государственную комиссию, в которую войдут Министр здравоохранения Шемтов, Генеральный директор Подэ... -- И она принялась перечислять имена правительственных сановников... -- Вот это да! -- процедил Яша сквозь зубы. -- Создают очередную комиссию могильщиков, а мы хлопаем ушами. Видно, Дов прав: логикой на Ближнем Востоке ничего не возьмешь. Только палкой по голове! Меир посмотрел на Якова Гура долгим взглядом: -- такого Яшу он не знал... Яша встал и попросил Голду тоном самым сдержанным, но твердым включить в комиссию кого-либо из зубных врачей. -- Этого не будет! -воскликнула Голда. -- Вы не государственные лица. И даже не общественные. Вы не представляете никого. Только самих себя. И никто рядом с министром в Государственной комиссии сидеть не будет... Этого не будет! -- Минутку, дорогая Голда! -- вскричала Лола Кац-Иванова и бросилась к дверям с криком: -- Совещание представителей!.. "Зубницы" умоляли Яшу сдаться. Не перечить ей. Хватит! Всего достигли! -- Вы верите ее похоронной комиссии? -- удивился Яша. -- Тем же самым людям, которые вас зарывали, не успели только могильного холмика поставить? Да ведь они уже убили нас. Вы понимаете, уже убили, осталось несколько взмахов лопат... Лола Кац-Иванова -- в рев. Узбек Соломон сказал смятенно, что большинство боится. "Мы только луды... А они все!" - добавил он и заморгал. Яша был измучен, как, может быть, никогда. Его пошатывало. Подступила та запредельная усталость, которая вызывала дурноту и боль в сердце. "Ну, решили, так ваше дело, - тупо сказал он самому себе. -- Будете мыть пол в больницах. Или кинетесь к немцам". Он принялся ощупывать карманы, чтоб закурить. Где-то забыл, видно, пачку. Полез во внутренний карман пиджака, не там ли? И пальцы наткнулись на письмо, которое начиналось со слов: "Я виноват перед тобой, Рыжик..." Выдернул руку, точно его ударило током. -- Проклятые рабы! -- вскричал он. -- Вам что, уши заложило. Мы для нее -- черная кость. Даже не представители общественности. Никто рядом с его превосходительством министром сидеть не смеет! Вождь рабочих и крестьян, чтоб ее... Пропадите вы пропадом! Я ухожу! У меня работа есть, мне хорошо!.. Лола Кац-Иванова вцепилась в Яшу мертвой хваткой: "Делай, как знаешь!" -- Ну, что ж, -- сказал Яша, вернувшись в кабинет Голды, преодолевая дурноту. -- Коль русское еврейство даже не представители общественности, мы остаемся здесь. У нас уже есть опыт сидения в министерском кресле. -- Как здесь? -- оторопело спросила Голда. -- Так, госпожа Голда Меир. Забастовка врачей переносится в кабинет Премьер-министра государства Израиль. Встань Голда Меир с кресла, Яков Гур немедля бы занял его. Но Голда не поднялась. Дураков нема!.. Посмотрела на Якова пристально: -- А ты думаешь, что справишься с обязанностями Главы правительства? Яша вспомнил, как стушевался на первой встрече с ней, и он заставил себя на этот раз ответить с подчеркнутой убежденностью: -- Конечно! Но пока что мы требуем минимума: в правительственную комиссию будет включен один из нас или мы отсюда не выйдем. За окнами особняка было достаточно военной полиции, чтобы всю общественность протащить за ноги по синайской пустыне. И затем утопить в Суэцком канале. По сталинским меркам и это было бы слабым наказанием. Захват кабинета Главы государства?! Впрочем, в любом государстве была бы вызвана полиция... Не позвала полиции Голда. Единоборствовала одна, героически. Сражалась, как Илья Муромец с Идолищем поганым. Многое простил ей Яша за это... "Сиденье казаков под турецкой крепостью Азов", как позднее окрестила Гуля это совещание у Голды, началось в 15.45. Сейчас был двенадцатый час ночи. Голда выкурила несколько пачек сигарет, выпила, по подсчетам Лолы, 12 чашек кофе. И ни разу -- за восемь часов -- не поднялась со стула. Общественность выскакивала время от времени, а Голда -- нет. -- У нее плохие почки, -- печалился Яша. -- Меир, ты -- терапевт, объяви "медицинский перерыв", а мы клянемся, что за это время власти не захватим... Около полуночи вперед стал осторожно выдвигаться профессор Подэ, Генеральный директор Министерства здравоохранения. -- Вы -- врачи, как вы можете так задерживать Голду? Ей пора отдыхать. -- Ах, мы врачи! - вызверился на него Яша. -- Признали! А что ж тянули с признанием, мы бы сюда не пришли. Бездельники! Сели Голде на шею... Господин Подэ взмахнул ручками и бросился на свое место. В половине первого ночи Голда, наконец, поднялась со стула и быстро вышла. Яша встал тоже, -- Меир вынул носовой платок и вытер взмокший лоб. Однако она тут же окликнула своих министров и спустя четверть часа вернулась с правительственным решением о составе комиссии. Последним был допечатан доктор Яков Гур. Многое забывала Голда, куда более важное для государства, а вот этого забыть не могла до самой смерти... Недели две у Яши не было сил искать работу. Он стал домашней хозяйкой. "Тыбой", как он себя называл. ('Ты бы сбегал за молоком..." 'Ты бы сдал бутылки...") Вдруг в десять вечера звонок. Госпиталь, из которого -- Яша считал -- его выгнали в шею, вызывал его на ночное дежурство. Немедленно! "Машина за вами выехала!" Яша улыбнулся измученно, опустился на первый попавшийся стул, ноги не держали. "Как лошадь распрягли; как лошадь запрягают... Ни слова человеческого..." На автобусной остановке, где он ждал госпитальную машину, случайно увидел Мирру. Автобус уже подходил, Яша кинулся к ней, взял Мирру за холодные, как лед, руки и произнес пересохшим от волнения голосом: -Спасибо тебе, Мирабель! -- За что? -- Спасибо, Мирра!.. Спасибо, седая моя девочка!.. -- Да за что?! -- Ты куда сейчас?.. В Ашдод?.. Ты там живешь? Она побежала к автобусу, ее короткий зеленый плащик ветер раздул, как крылья. Оглянулась! Яша помахал старому, скрипящему автобусу. ...Он раздевался, мыл руки после очередного дежурства, когда из дома позвонили. -- Яша! -- кричала Регина. -- Примчались грузины! В Ашдоде резня!.. Ничего не знаю! Гортанный голос поодаль от трубки вскричал: -- Дарагой, нужен хороший доктор! Душа-доктор! Это я -- Сулико! В Ашдоде льется кровь!.. Как выйдешь, гляди белый "Вольво"... Льется кровь, дарагой! У руля пригибался знакомый Яше паренек, Ицхак, раньше работавший на "скорой помощи". На перекрестке Ицхак спросил у чистенького беловолосого шофера соседней машины, сколько сейчас времени. Тот ответил: щесть шестнадцать. Без двадцати секунд... -- Еки! -иронически прокомментировал Ицхак. ( Восток, и российский, и черный, относились к "немцам" без любви) -- Без двадцати секунд, видите ли!.. Он круто обошел другую машину, не сразу рванувшуюся у светофора, когда мигнул зеленый свет, и смуглый шофер, видно, марокканец, оставленный позади, яростно прокричал вслед: -- Хамор! Здесь тебе не Грузия! -- Яша поежился, словно это его обозвали ишаком. "Вольво" затормозил так круто, что Яшу сорвало с сидения. Он проснулся. Оказывается, всю дорогу дремал. Шоссе в Ашдод было перегорожено баррикадой из машин. Ни одна из них, впрочем, не была перевернута или изуродована. В беспорядке расставлены красные, зеленые "Фиаты", "Форды" с номерами в белой кайме, старенькие "Мерседесы" с надписью "Такси", огромные самосвалы "Вольво" с грузом земли или бетона в железных кузовах. Машины-бетономешалки, заляпанные раствором. Ни раскидать, ни объехать!.. Яша