Сергей затащил едва живого ученого в ангар, проскользнув под дверью, а вслед за ним из туннеля ушел и Волк. Собиновский смог переключить блок управления двери, и она закрылась гораздо быстрее, чем открывалась.
– Я оказался прав… Не все мы выберемся из Зоны, – ученый умирал на руках у Сергея, – Рядом с вертолетом стоит консоль управления. Сначала проверните справа крупный рычаг… Он там один… А потом… нажмите голубую кнопку рядом с ним… Через пятьдесят секунд защитный купол раздвинется. Не забудь… ты должен рассказать об этом… У меня теперь уже не получится, – глаза Собиновского закатились. Ученый был мертв.
– Заводи движок, Серега, уходим! – Волк был мертвенно бледным. Рукав его комбинезона был залит кровью, которая обильно капала на пол.
– Погоди, надо тебя перевязать!
– В воздухе наложу перевязку. Заводи!
Сергей подбежал к консоли, провернул рычаг, и ангар встряхнул мощный взрыв где-то над ним. Потом он нажал голубую кнопку и услышал, как стал сползать куда-то в сторону бетонный купол. В дверь били из гранатометов. Она начала постепенно деформироваться.
Через пару минут, когда сталкеры сидели в вертолете, было уже ясно, что дверь продержится совсем недолго. Вертолет оторвался от земли и начал набирать высоту. Когда высота была еще не больше двух метров, Волк открыл дверь кабины со своей стороны и обернулся к Сергею.
– Ну вот и все, Серега, прощай. Я уже все равно не жилец. Слишком много крови потерял и еще потерял бы, пока до Большой земли добрались. Сделай, что должен, что обещал Грифу. А я прикрою. Я ведь слышал, как “апельсины” между собой говорили о том, что положили сталкеров всех. Мне теперь без Должников и заняться-то нечем, – и Волк выпрыгнул из вертолета.
Сергей, медленно поднимаясь, видел, как Волк залег за металлические ящики, стоявшие в углу ангара, как зарядил РПГ последней гранатой, и как эта граната вылетела в туннель, едва только дверь вырвало из проема очередным взрывом. Потом все скрылось в дыму и пыли. А вскоре и звуки перестрелки заглушил мощный гул винтов Ми-46С, который вылетел из шахты ангара и, развернувшись над выжженным заранее размещенными предусмотрительным Грифом зарядами напалма пятачком Белого леса, лег на курс к Большой земле в прямо противоположную от места бывшего Чернобыля-4 точку Линии.
Эпилог
Сергей сидел в массивном кресле дорогой кожи в кабинете, на дверях которого висела черная с золотом табличка “Заместитель главного редактора Сергей Владимирович Макаров”.
С того дня, когда погиб Волк, прошло две недели. Статья Сергея в “Комсомолке ” вызвала фурор. Это была настоящая сенсация. Столичные журналисты снова и снова возвращались к этой теме. Продажи и рейтинг журнала взлетели до небес, а сам Сергей – по служебной лестнице, добравшись до кресла зама Колобка, который тут же свалил на него большую часть обязанностей и уехал в очередную “деловую командировку” то ли на Канары, то ли на Мальдивы.
Ему даже грозила одна из самых престижных премий пишущей братии Союза. Но все это приводило его в холодное, хорошо скрываемое бешенство. Его работа стала образцом полускандальной статьи в глянцевом журнале. На Западе ей уже приклеили ярлык “real live industrial horror essay ”, а его возвели на пьедестал основателя нового жанра в журналистике. Военные не отрицали ничего из того, что написал Сергей. Они лишь давали обширные комментарии, разъяснения и вносили “небольшие уточнения”. Через две недели многочисленных интервью, ток-шоу и аналитических программ его статья стала всего лишь зарисовкой об ужасах Зоны и о борьбе с ее тварями. Ученые скептически оценивали материалы Собиновского: “К сожалению, они носят эклектичный и далеко неполный характер. Скорее всего, выводы Петра Владимировича были основаны, по большей части, на эмоциях, а не на фактах”, – заявил в одном из последних интервью убеленный сединами патриарх отечественной науки. Из сталкеров же, которые уже не могли постоять за себя, сделали козлов отпущения: “Организованные сообщества уголовников, которых терпели и даже иногда покрывали из-за сомнительной помощи в изучении Зоны, но которые постоянными нарушениями режима ее исследования наносили огромный вред и повышали риски для военных и ученых, уничтожены. Последний выброс в полной мере показал их истинное лицо. Даже в пылу боя эти отродья успевали заниматься мародерством, снимая с убитых солдат амуницию и оружие. Кстати, именно они, в первую очередь, подчинялись контроллерами. По мнению ученых, это говорит о слабости их психики и отсутствии морального стержня, если хотите”, – Расков купался в лучах своей славы и максимально использовал в своих целях каждое интервью и появление на публике. Когда же ему был задан вопрос о том, будет ли он подавать в суд на Сергея за клевету, он, играя в благородство, встал в позу: “Я не вижу в этом смысла. У Сергея Владимировича просто были некорректные источники информации. Я уверен, что это недоразумение – просто следствие его дезинформации и излишней эмоциональной горячности под влиянием всего произошедшего. Я не буду подавать в суд из-за такого пустяка на человека, с которым плечом к плечу сражался в третьем эшелоне Внутреннего периметра, и который проявил себя как настоящий мужчина. Смело и откровенно описав свое видение ситуации на Территории карантина, он лишь подтвердил это”.