НАТАЛИЯ КУГУШЕВА. ПРОРЖАВЛЕННЫЕ ДНИ: Собрание стихотворений.
Стихотворения 1919-1941 годов
БЕЗУМНЫЙ ВАЛЬС
Кому предугадать развитье партитуры
Под дирижерской палочкой безумного маэстро?
Несется мир. Всё бешенее туры
И па сбиваются, оглушены оркестром.
И только клочья вальсов нестерпимых,
Дрожа, взвивают<ся?> испепеленной лентой,
А мир несется. Рвутся звезды мимо,
Неистовый летит под вскрики инструментов.
Кому предугадать развитье партитуры,
И кто переложил безумный вальс на ноты?
Несется мир. Неистовее туры,
Но всех неистовей железные фаготы.
ПИСЬМО
Я ушла. Совсем. Так надо.
В Вашу комнатку я больше не вернусь,
Но любви отравленную радость
Пронесет, как шлейф, за мною грусть.
Будет пусто в Вашем старом доме.
Будет скорбь. А на пьянино Григ.
Точно в Вашей жизни кто-то переломит
Номер лотереи-аллегри.
И любя других любовниц
Под альковом бархатных ночей,
Тихо скажете – спокойно и сурово:
– Ты ушла… Зачем?
Я ушла. Совсем. Так надо.
Старый Григ напомнит мне о Вас,
Дней моих безрадостную радость
В тонкий стих перекуют слова.
«В лохмотья слов, как в гамлетовский плащ…»
В лохмотья слов, как в гамлетовский плащ,
Забиться и уйти. Но от себя уйдешь ли?
Роняет осень медный трубный плач
В пустых полей безрадостные кошны.
И тянутся гудящие часы
Под стрелами тяжелых листопадов.
Ложатся на стилом холодным и густым,
Но их покою сердце радо ли?
Сгибаюсь тяжестью невысказанных слов,
И дни прозрачные не сберегут покоя.
Обрызжет ветер золотым веслом
Моих ли дней звенящие оковы…
«Ты хочешь быть чужим – пожалуйста…»
А.М.
Ты хочешь быть чужим – пожалуйста,
Я не заплачу, не разлюблю –
Пусть ветер за меня пожалуется,
Пусть слезы облака прольют.
Вся жизнь твоя проходит издали,
А мне покорность и стихи –
Так русских женщин манят издавна
Любовь и схима.
«Двадцать первого лета, золотого как персик…»
Двадцать первого лета, золотого как персик,
Я губами касаюсь, и сок на губах.
Барбарисовым полднем под солнечным тирсом
Зацветающая судьба.
По утрам загорелые полынные росы,
Берегу на ресницах остуженный пыл,
Торопливых часов слишком раннюю проседь
Под цветочную пыль.
И густое вино полновесного часа
Проливает июля раскрывшийся мех,
И фиалками пахнет родной и печальный
Розовеющий хмель…
«Храню любовь, как некий чудный дар…»
Храню любовь, как некий чудный дар,
В ночных полях росой пути прохладны,
И на щеках моих гранатовый загар,
И вьется Млечный путь, как нитка Ариадны.
Мне влага трав – прохладное вино.
Бродить и петь в крови ночной тревоге.
Припасть к земле. И слушать. А за мной
Следит, как за добычей, козлоногий.
Качаются сады, цветут поля,
Распущенные косы пахнут медом.
Бежать. Влюбленная зовущая земля,
Тебе несу любовь мою и годы.
Я тоже зверь наивный и простой,
У заводей в зеленые прохлады
Я окунаю тело, под листвой
Творю любви священные обряды.
«Тополями пропахли шальные недели…»
Тополями пропахли шальные недели,
Каждый день как осколок расколотых лет.
Это юность моя по старинным пастелям
Отмечает взволнованно стершийся след.
Не по четкам веду счет потерь и находок,
Не по книгам считаю количество строк. –
По сгоревшей судьбе только скрипы повозок,
Да стихов зацветающий дрок.
«О, трудный путь заржавленных разлук…»
О, трудный путь заржавленных разлук,
Вино, отравленное вкусом меди!
Сожженных губ – похожих на золу –
Не зачерпнет надежд веселых бредень.
Колесами раздавливает час,
На пытке медленной распластывает тело,
И снова ночь тугая, как печаль,
И снова день пустой, бескровный, белый.
Лишь ожиданье шпалами легло,
Под паровозным растянувшись стуком.
Осколки слов разбившихся стеклом
Царапают целованные руки.
ИЗ ЦИКЛА «ПРОРЖАВЛЕННЫЕ ДНИ»
Скрипят проржавленные дни
И гнутся.
Сожженных революций
Новорожденный день возник.
Найдет ли новый Оссиан
Такое слово,
Что красноглавою Москвою
Заполыхается Россия,
И там, где глыбами Тибет,
К Далаю Ламе
Плеснет республикою знамя –
Коммунистический разбег
«Резцом по бронзе говорить о жизни…»
Резцом по бронзе говорить о жизни,
Тяжелым словом прибивать века,
Чтобы судьбу не люди сторожили,
А звезды, отраженные в строках.
Возлюбленного божеское имя
Как жертву заколоть на жертвеннике дней,
И старые Иерусалимы
Спалить в зажженном купиной огне.
Тома тяжелые отеческих историй
Зарыть под камни улиц городских,
Небесным рупором века повторят
Не пыльные дела, а в бронзу влитый стих.
На вехах наших душ прибьют свой стяг потомки,
Не пилигримский крест, а душу понесут,
И библий догоревшие обломки
Не вызовут людей на страшный божий суд.
Воздвигнут памятник над мертвыми Христами,
И сердце расклюет зерно опавших звезд,
В крови и гомоне людских ристалищ
Вытачивает мысль тугое острие.