Ньюмен Ногс, товарищ мой и друг,
Кружкой грога из таверны ближней,
Мы смягчаем грубую игру
Джентльмена, что зовется жизнью.
«Я о тебе пишу. И знаю, эти строки…»
Я о тебе пишу. И знаю, эти строки
Здесь без меня останутся и будут
Печальной книгой в черном переплете,
Печальной книгой о земной любви.
И ты припомнишь медную кольчугу
Сентябрьских дней, и медный звон ветвей
И пахнущую яблоками свежесть
Простых и величавых утр.
И жизнь мою суровую ты вспомнишь,
Глаза мои и губы, и любовь –
И грешную мою помянешь душу,
И всё простишь, полюбишь и поймешь.
Я не умру. Глазами этой книги
Я видеть буду милый, страшный мир;
Я буду слышать, как звенят трамваи,
Как город голосом густым гудит.
И спутницей внимательной и нежной
Я жизнь твою с начала до конца
Пройду, и передам неведомым потомкам
Великолепный дар – любовь мою к тебе.
Пройдут года по шпалам черных точек,
Железные года – страницы пробегут, –
Но милой лирики прозрачнее прохлады, –
Как старого вина всё драгоценней вкус.
«Вкус моих губ ты забыл, забыл…»
Вкус моих губ ты забыл, забыл,
Губы другие теперь полюбил.
Косы ее тяжелей и черней,
Сердце ее и добрей и верней.
В комнату вашу неслышно вхожу,
В очи жены твоей тихо гляжу.
Хуже была ль я, лучше ль она? –
Друга покинутого жена.
Что ж ты читаешь жене своей
Горькую повесть любви моей?
Ты расскажи ей о страшных днях,
О поцелуях моих, стихах,
Ты расскажи, как была я зла,
Как осенью раз навсегда ушла.
«Подруга, дружбы ласковые узы…»
Е.П.
Подруга, дружбы ласковые узы
Мы сохранили с детства до сих пор, –
Тревожным голос пропели музы
Пророческий свой приговор.
И часто нас свинцовый глаз рассвета
Видал склоненных над одним столом –
И сколько песен пламенных пропето,
И сколько бед разнесено пером.
Ты помнишь комнату, убогую, как ужин,
Густую пыль от печки и от книг.
Нет ничего. И вместо денег – дружба,
А за окном бульварные огни,
И звонкие проносятся трамваи.
Гудит Москва. У нас покой и тишь.
И синий чайник с жидким мутным чаем
Пофыркивает лишь…
В косом трюмо перекосился Ленин,
Глядятся вещи в мутное стекло.
О, милые часы стихов, тоски и лени,
Беспутной юности беспутный эпилог.
Об этом времени веселом и суровом
Мы будем вспоминать и радоваться вновь.
Подруга милая, помянем добрым словом
Российских муз и сохраним любовь.
«Пути истории торжественны и грозны…»
Пути истории торжественны и грозны –
Огромный век. Огромные дела.
Над Русью древний всколыхнулся воздух,
От сна очнувшись, темная пошла.
Не по проселочной, не по большой дороге,
Не с кистенем, не с посохом в руках. –
Надвинув кепи на шальные брови
И в куртке кожаной с винтовкой на плечах
Пошла, спокойная, сквозь тифы и расстрелы,
Сквозь вымершие волжские поля
И песни новые по-новому запела
С пропахнувшего порохом Кремля.
Над дикими туманами провинций
Не звон малиновый колоколов –
Стрекочут вольные стальные птицы
И завевают голоса гудков.
И длинными шагами телеграфа
Встревожен мир старинной тишины,
И придорожные примяты травы
Тяжелым шорохом автомобильных шин.
Над деревнями, где мороз и солнце
Высушивали сердце мужика –
Кумачный флаг веселых комсомольцев
Качнулся с колокольни в облака.
Россия. Глушь. Кабацкое веселье.
Нагайка. Бог. Дремучие леса.
Сквозь грусть щемящую разгульных песен
Твои суровые, поблекшие глаза
Припомнят внуки. И в часы раздумья
Им будут сниться скудные поля
И Русь – гадающая ведунья
Вслед улетающим журавлям.
О ЧУДАКЕ
Не жизнь, а просто так:
Поставлен стол и стул,
Сидит на нем чудак.
Задумчив и сутул.
Он дышит пылью книг,
Он дышит тишиной,
И только маятник
Товарищем всю ночь.
Пусть город бьет в окно
Железным сапогом.
Пусть рвутся над страной
Гранаты непогод –
Им не пройти туда.
Им стен не одолеть –
Давно сидит чудак
И будет так сидеть.
«Кровь, случай, ночь – вот спутники твои…»
Кровь, случай, ночь – вот спутники твои,
Слепая жизнь. Вот входит человеком
Еще один для битв и для любви,
Приоткрывая сомкнутые веки.
А над землею пролетают дни,
Проходят весны, осени и зимы, –
И с неба звездные далекие огни
Ложатся на душу тоской невыразимой.
И эта темная певучая душа
Дрожит и бьется от любви и боли,
И не умеет вырваться душа
Из плена милого земной неволи.
Но час настанет, и заглянет смерть,
И ты уйдешь, оставив дар случайный,
И снова будут над землею: твердь,
Миры, века, чужая жизнь и тайна.
«Ничего, мой друг, не тоскуйте…»
Ничего, мой друг, не тоскуйте.
Эту ль жизнь поместить на плечах,
Если сердце любовью – в лоскутья,
Если тело страстям – сгоряча.
Пусть весна. Пусть другим этот пьяный
Дикий воздух под желтой луной –
Нам глушить стакан за стаканом
В одиночестве боль и вино.
Нам в холодные руки бессонниц
Одинокую голову класть,
И не мужу и не любовнице
Этот мертвый ночей оскал.
Ничего, что любимое имя
Каплей крови сквозь ночь, сквозь бред –
Не задуть губами сухими
Высокомерный рассвет.