А там – будь что будет!
Любка понимала, что в первую очередь нужен ритуал, чтобы забрать свою кровь, ведь только тогда – даже если она погибнет, и Милица попытается в дальнейшем питаться её плотью – у той ничего не получится. Ждать завтрашнего дня теперь не имело смысла, также как и похищать Хайфиц.
Но что делать с эмбрионом ребёнка? Что делать?
Если его похитить, то вне стен лаборатории – отсоединённый от источников жизнеобеспечения – он неминуемо погибнет. А оставаться здесь – означало помогать выхаживать того, чья участь предрешена, кто обречён на муки и превращение в магическое орудие для сотворения зла...
– Гуня! Гуня! Куда ты запропастился?! – не отдавая себе отчёта в том, что творит, от безысходности вслух прокричала Любка – Гуня, приди ко мне!
Кандальникова не успела ничего сообразить, как из кустов пулей вылетела чёрная лупоглазая собачка и, звонко залаяв, влетела в беседку.
– Листова! – завизжала напуганная Хайфиц. – Немедленно убери своего монстра! Я же тебе приказала ждать меня в своей комнате! Какого чёрта ты вывалилась!
– Гуня стал проситься во двор, – пробормотала подходящая к беседке Ленка, пытаясь схватить лающего и скачущего пса.
Со всех концов сада на крик хозяйки бежали охранники.
Разозлённая Милица соскочила с кресла и, придерживая длинный подол шёлкового платья, попыталась пнуть мопса.
– Скотина уродливая! – приговаривала она, размахивая ногой в остроносой туфле.
– Милочка! Пожалуйста, не бей его, – причитала Ленка, однако, приблизиться к Хайфиц не осмеливалась. – Любка, скажи ей... – жалостливо попросила она.
– Да пошла ты!.. Убийца! – огрызнулась Кандальникова, не шелохнувшись на своём стуле. – Отца родного Дортезину заказала...
В этот момент острый носок Милкиной туфли достиг мягкого живота Гуни и дважды с силой вонзился в тело несчастного животного.
Листова закрыла глаза руками и зарыдала, опустившись на корточки.
Но её питомец стоически справился с болью и, даже не заскулив, молнией ринулся под платье обидчицы.
– А-а-а! – словно резаная заорала Хайфиц.
Собачонка выскочила из-под красного шёлка и дала дёру в кусты.
– Поймать и убить! – орала Милка.
Несколько добежавших до беседки охранников тут же развернулись и кинулись догонять маленького злодея.
А Люба...
Сначала Любка увидела мокрые пятна, выступившие снизу на тонкой помятой ткани платья. Не теряя ни секунды, она кинулась к Хайфиц и, задрав той подол, увидела чёрные буквы, вытатуированные аккуратным столбиком – «OMNIA MUTANTUR NIHIL INTERIT»... Но не только татуировку заметила Люба, она увидела другое – это был кровавый след на лодыжке изумительной по красоте ножки Милицы...
Не веря своим глазам, Любка глупо улыбнулась и спросила невпопад:
– Это что... – она хотела добавить слово «кровь», но очумелая и потерявшая самообладание Хайфиц дёрнула ногой и заорала:
– Что? Что? Татуировка! Всё меняется, но ничего не исчезает – так переводится с латыни... Нашла время когда спрашивать, лучше телефон подай, дура!
– Забираю свою кровь, – торжественно и медленно произнесла Любка, а потом, коснувшись пальцами нескольких капель, поднесла их ко рту и лизнула, ни секунды не раздумывая.
Глава 13
Всё вокруг остановилось и застыло на своих местах.
Дом, беседка, бегущие охранники, сгорбленная фигура Листовой и застывшая с поднятым подолом платья Хайфиц – всё словно окаменело, превратившись в какие-то абстрактные скульптуры. Солнце поблёкло, и бежевый туман, дымкой поднимающийся от земли, заполнил пространство...
Как ни странно, но Любка ничуть не испугалась – она с интересом наблюдала за происходящим в предчувствии, что сейчас произойдёт то, к чему она стремилась все эти тридцать восемь из сорока отпущенных ей дней...
Сначала стали появляться цветные мерцающие точки: красные, синие, зелёные, золотые, белые, чёрные... И ещё множества других цветов и оттенков, каких Кандальниковой раньше и не доводилось видеть. Точки искрились и постоянно перемещались. Они то приближались к Любочке, увеличиваясь в размерах, то гасли, удаляясь в облаке дыма.