– Нисколько! – отрезала Любка. – Он будет так грехи свои искупать. Пожизненным волонтёром он будет! А если попытается ослушаться – найду и превращу в дворового кота. Пусть ему хулиганы хвост подожгут!
Последние слова она уже произносила в спину убегающего амбала-изверга. Второй охранник, потоптавшись на месте, тоже предпочёл удалиться.
– А с этой что сделаешь? – развязным тоном спросила Хайфиц. – В землю вгонишь или в надгробие на могиле отца превратишь?
– Да ты на неё посмотри, – снисходительно заметила Любка. – Зачем её наказывать – она и так разума лишилась.
Блаженно улыбающаяся Листова прижимала к себе пёсика и, целуя его в носик, бормотала бессвязную чепуху.
– Итак, где мой ребёнок? – повторила свой вопрос Любочка.
– Ну... Допустим, что на этой территории. И что? Что ты с ним сделаешь? Уничтожишь? Вернёшь в небытие? Не верю! Ты вон... Даже урода этого и то пожалела. Так что расслабься, и давай думать, как нам с тобой сосуществовать на взаимовыгодных условиях ещё почти семь месяцев. Согласна?
– Может быть... Но сначала проводи меня в лабораторию, – не поддавалась Любка.
– Проводить – не проблема... Проблема в том, что туда никого не пускают. В помещении – где находится эмбрион – стерильно. Без специальной обработки и спецодежды я бы туда заходить не рискнула. А учитывая, что сегодня выходной день, и оператор, обслуживающий камеры дезинфекции, улетел домой и вернётся только в понедельник утром, то... Ну что, пойдём? Или, всё-таки, сначала поговорим?
– Что тебе от меня надо? Сразу предупреждаю – крови не жди!
– «Чёрную Книгу»! – вызывающе произнесла Хайфиц. – Мне нужна «Чёрная Книга».
– Ты же в ней ни бельмеса не разберёшь, – усмехнулась Любка.
– Сейчас не разберу, а лет через десять-двадцать – когда компьютерные программы-дешифраторы достигнут совершенства – то думаю, что смогу понять всё до последнего слова.
«Только будешь ли ты лет через десять-двадцать?..», – усмехнулась про себя Любка.
– А если я принесу тебе «Книгу», что получу взамен? – тут же спросила она.
– Я передам лабораторию тебе в собственность вместе с этой усадьбой, со всем персоналом и средствами на оплату их деятельности на год вперёд. Более того, мы с Юрой тут же съедем и вряд ли когда вновь с тобой увидимся.
Любка прекрасно чувствовала подвох, но...
Но держалась, изображая заинтересованность от услышанного предложения – в конце концов, этот год ей совсем не нужен, в её планы не входит ждать целых семь месяцев.
– Ладно, я ухожу. Вернусь завтра с «Книгой», – сказала теперь уже настоящая ведьма и направилась к выходу из поместья.
* * *
Крупная сорока устало опустилась на придорожный указатель. До Хевиза оставалось меньше двадцати километров...
Рейсовый автобус из Будапешта, пыльно притормозив, съехал на обочину и остановился. Двери отворились, и кучка пассажиров, спрыгнув на травку, с удовольствием разминала затёкшие тела. Некоторые поспешили в сторону аккуратного домика с двумя дверями, кто-то закурил, отойдя поодаль, и только один мужчина в стареньких джинсах и видавшей виды футболке, задрав голову, рассматривал чёрно-белую птицу, уставившуюся на него блестящими кругляшками глаз и застывшую от удивления с разинутым клювом.
– Что, летать устала? – спросил он птицу.
– Мартов, ты откуда здесь взялся? – придя в себя, попыталась проговорить Любка, но...
– Не ругайся, стрекотунья, я всё равно тебя не понимаю, – тихо пробурчал Жорка и, глядя, как попутчики возвращаются в автобус, тоже поспешил занять своё место.
Обогнав «Икарус» у въезда в город, Любка быстро избавилась от обличья сороки и снова оказалась в дурацком и основательно помятом прикиде, да ещё и босиком.
Путешествуя небом, без документов и денег, она была лишена возможности сменить гардероб. Соваться в свои апартаменты ей было нельзя, да и после того, как Дортезин застрелил у неё в номере ищеек Гастропода, там всё было опечатано полицией, а её немногочисленные вещички давно перекочевали в участок. В гостиницу – где в номере Коркиной остался её паспорт – тоже соваться не было резона, пусть лежит документ в надёжном месте.