– Соскучилась? – Алексей выключил ночник и забрался к Любке под одеяло.
Впервые за столько лет брака Любаша не прильнула к своему Лёшке, не замурлыкала от удовольствия, а наоборот, вдруг испытала какой-то непонятный страх и смущение. Захотелось встать и уйти.
– Лёш, может, не сегодня? – жалобно попросила Любка.
Но муж ничего не слышал. Прерывисто дыша, он стягивал с неё тонкую шёлковую пижаму...
Любе казалось, что экзекуция длится целую вечность. Отказываясь подчиняться сильным рукам мужа, норовила увернуться и царапала его твёрдую спину.
Но Алексей только сильнее входил в раж и с какой то звериной яростью не уставал вершить супружеские обязанности, больше похожие на наказание строптивой Любки.
Когда он наконец выдохся и откатился на край кровати, Любка лежала мокрая с ног до головы и дрожала всем телом, словно загнанная лихим наездником лошадь.
– Ну ты сегодня сама себя превзошла, – одобрительно прошептал Алексей. – И кусалась, и царапалась. Мне такое нравится... Я вот думаю, что после такой бурной ночи у нас должен сын родиться. Слышишь, Люба, может мы сейчас нового Алексеевича зачали? – он негромко рассмеялся. – Ты не против, если у нас первым сын родится? Хочешь сына?
– Хочу! – не раздумывая ответила Любка.
«Только мне для этого потрудиться придётся...», – печально подумала она. – «И будет он почему-то Георгиевичем...».
– А я теперь уверен, что скоро мы узнаем счастливую новость! Вот увидишь! – Лёша приподнялся на локте и подмигнул так, словно был уверен в своих словах.
– Лёшка, перестань, – попросила Кандальникова. – Давай ничего не загадывать, пожалуйста.
– Поздно, матушка, – муж обнял её за плечи и нежно поцеловал. – Это желание я загадал три года назад, когда мы в Таиланде отдыхали.
– Ты сейчас про ерунду с красной ниткой, которую местный «шаман» у тебя на ноге завязывал? – раздражённо проговорила Люба, освобождаясь из объятий Алексея. – Тебе сорок три года! А веришь в лохотрон для туристов. Это целая индустрия зарабатывания денег – нитки завязывать на исполнение желаний...
– Не знаю, не знаю, моя разумная жена... – не обращая внимание на тон, которым Люба попыталась его осадить, продолжил муж. – Но ниточка порвалась и исчезла ровно за сутки до моего возвращения. Люб, давай думать, что это – знак!
– Думай, что угодно! – взвилась Любаша. – Только меня в эти свои думы не посвящай. Или тебе нравится лишний раз мне напоминать?
– Прости! Умолкаю! Не трясись, иди ополоснись горячей водой, – миролюбиво велел муж. – А то, не дай бог, заболеешь – потная вся и холодная, как ледышка. У тебя вон зуб на зуб не попадает.
Путаясь в простынях, стараясь не касаться развалившегося мужа, Любка слезла с кровати и, качаясь от слабости, направилась в ванную.
Стоя под упругими струями тёплой воды, пришла в себя.
«Что это на меня нашло? Почему не хотела никакой близости? Неужели разлюбила собственного мужа?», – спрашивала она у себя самой и тут же, пытаясь отогнать дурные мысли, горячо возражала. – «Нет! Не может быть! Алексей – единственный, родной, тот, который мне нужен. И никого другого в моей жизни не будет. И наш сын обязательно родится Алексеевичем. Да и что за глупость такая – Георгиевич... Жора, что ли? Жорка!!!».
Давно забытые воспоминания, похороненные под глубоким пластом прошедших лет, вырвались внезапно наружу, словно нефть из скважины. Любка закрыла рот рукой, чтобы не закричать в голос...
Жорка Мартов!
Как же давно это было...
Они жили по соседству, в одном подъезде. Кандальников-старший был лучшим другом Жоркиного отца, воспитывавшего сына вместе с матерью, бабушкой Ниной. О его жене Любка ничего не знала, говорили, что сбежала от мужа, оставив его с младенцем на руках. Мартов-старший работал в городском отделении милиции следователем. Дослужился до майора.
Любочка знала Жорика столько, сколько помнила себя, уже с детства их дразнили женихом и невестой, что ничуть не мешало их крепкой дружбе. Мальчишка был на два года взрослее и как старший брат опекал Любочку – уроки помогал делать, защищал от хулиганов и провожал на тренировки.