– Время, время! Время – деньги! – нараспев произнёс Ниткин. – Помогу! Мы скоро с тобой посотрудничаем! Предчувствие, знаешь ли...
К чему Ниткин произнёс последнюю фразу, Любочка поняла только спустя три дня.
* * *
Поминки на девять дней Листова организовала у себя в «Радуге».
Народу было не очень много. В течении всей поминальной трапезы Любочка ловила на себе полные отчаяния и безнадёги Ленкины взгляды.
Серафима Андреевна – бледная и слабая после больницы – сидела рядом. Она почти ничего не ела и только тяжело вздыхала. Наконец, словно собравшись с силами, заговорила.
– Любочка, ты бы уж Лене помогла, – начала она странный разговор.
– Конечно, – с готовностью отозвалась Любка. – Чем смогу – помогу. Но она пока ко мне ни с какими просьбами не обращалась.
– Стесняется! Неудобно ей, – горько продолжила Серафима.
– В смысле – неудобно? Серафима Андреевна, говорите яснее, – попросила Люба.
– Тут вот какое дело... После смерти Николая Петровича долги остались. Там что-то около пятисот тысяч долларов... – пожилая учительница замялась. – А в залог под этот заём Любочкино кафе заложено. Переживает она очень. Он ведь и отобрать может...
– Да кто – он?
– Ниткин, Лёня Ниткин. Лена меня просила, чтобы я его уговорила, но по телефону он меня и слушать не стал. Сказал, что из уважения ко мне может тысячу долларов простить... Но это ведь – совсем ничего. Сама понимаешь!
– Понятно! – кивнула Любка. – Если нужно, то я могу ещё тысячу найти. У мужа попрошу...
– Нет, Любочка, это не поможет. Ты лучше поговори с Лёней. Он ведь к тебе хорошо относится.
Любка непроизвольно покраснела.
– Да не тушуйся, деточка, про его безответную любовь к тебе я знаю. Столько записок у него находила... Приходилось даже с родителями его беседовать. Попробуй, Люба, вдруг сможешь помочь?..
* * *
Вечером того дня Любаша впервые намеренно развязала свёрток с ножиком Егория.
– Гуня, ты здесь? – позвала она и тут же увидела знакомую фигуру в старинном наряде.
Егорий потянулся словно спросонья. Затем стал с интересом изучать обстановку квартиры Дортезина.
– Не хоромы помещичьи, но жить можно, – наконец резюмировал он и присел на кухонный стул.
– Как наши дела, Любушка? Узнала чего али без толку время потратила?
– Мне нужна твоя помощь, – обойдясь без лишних объяснений, заявила Люба. – Нужно продемонстрировать одному человеку мои оккультные способности.
– Ты про что? – испугался призрак. – Какие-такие культные? Ты хоть знаешь, что культями называют, дурёха?
– Да никакие не культные... Мои колдовские способности, – исправилась Люба. – То есть у меня их, конечно, нет, но с твоей помощью, я думаю, у нас всё получится.
– На ярмарку поедем? Народ удивлять? – сообразил прапрадед.
– Почти, – подтвердила Люба. – Можно сказать и так, только, думаю, вместо толпы зевак будет нас экзаменовать один-единственный человек. И мне очень важно произвести на него впечатление. Сделаем?
– А то! – хитро прищурился кандальник. – Меня в остроге не только грамоте обучали. Я карточные фокусы показывать могу!
– Это вряд ли понадобится, – остановила его Люба. – А вот шептать мне на ухо то, о чём меня будут спрашивать, придётся. Ты же у нас насквозь видеть умеешь?
– Дык, получается...
– Вот и отлично. Готовься, завтра у нас дебют!
Как и ожидала Кандальникова, после телефонного разговора с Лёнчиком-Зосимой на представление были приглашены почти все работники магического салона.
Люба попросила приглушить освещение и соблюдать тишину. А когда собравшиеся заняли места за столиками в фойе, она уже стола перед ними в ожидании вопросов.
Сообразительный Гуня, не теряя времени даром, незримо прохаживался около любопытной публики и, строя смешные гримасы, разглядывал содержимое их карманов и читал данные паспортов.