– Не желаете посмотреть мои работы? – предложил он новой знакомой таким тоном, что у Любы просто не оставалось выбора кроме как покорно пойти вслед за хозяином дома.
Они поднялись на мансарду, из окон которой открывался изумительный вид на город.
Любочка тут же бросилась к окошку и, залюбовавшись изумительным видом, словно обо всём позабыла.
– Всех спасёт любовь! – вдруг произнёс Сэм и, взяв Любу за руку, требовательно посмотрел ей в глаза, добавив после небольшой паузы. – Omnia mutantur, nihil interit.
– Что?! – переспросила Кандальникова. – Что вы сказали? Я не понимаю! Я ничего не понимаю! Что происходит?!
Она окаменела и не могла пошевелиться.
Комната наполнилась бежевым свечением. Предметы вокруг приняли размытые очертания и стали волнообразно покачиваться то увеличиваясь, то уменьшаясь в размерах.
Лицо старика было прекрасно. Ни глубокие морщины, ни белые словно снег длинные волосы не портили его мужественного образа. Сэм исчез, а вместо него появился благородный старец в длинном хитоне...
Любочке вдруг почудилась, что она видела его раньше... Видела и этот высокий лоб, и волевой подбородок, и прозрачные чистые глаза на узком смуглом лице...
– О чём вы говорите? – еле разомкнув губы снова, прошептала она.
– Omnia mutantur, nihil interit! – повторил седовласый. – Всё меняется, ничего не исчезает! Всё едино и равнозначно! Так добро и зло – только по чьему-то произволу – получают то или другое название, какое кому нравится. Для Создателя всё прекрасно и справедливо, люди же считают одно – несправедливым, а другое – справедливым. В видимом противоречии, в безумии природы, в борьбе стихий, народов, страстей людских скрывается высшая сверхчеловеческая разумность, превышающая всякое человеческое понятие. Загадка Вселенной имеет своё слово, по которому всё творится – им всё зиждется, ибо оно всё различает и всё согласует. Так называемые блага и так называемое зло – они совершенно относительны: всё благо есть зло – в каком-либо отношении, и наоборот, раздор есть правда, а правда – раздор.
– Вы кто? – дрожа всем телом, пыталась было закричать Любка, но вместо крика из её горла раздался еле слышный хрип.
– Сегодня – я часть тебя, а тогда – две тысячи шестьсот лет тому назад – наша кровь текла в венах человека, которого звали Гераклитом Эфесским, позже – Зосимой Панополитанским, потом, через много веков, оживала кровь в деревенском колдуне Зосиме, после – в ученице его, и вот теперь – в тебе. Почему так? Это не важно. Ты же меня искала? Искала, чтобы не исчезнуть! В тебе часть моих знаний, я всегда передавал их лучшим... У тебя украли силу, но душу ты никому не отдавала! Верни своё! Верни...
– Прекратите! Отпустите мою руку! – закричала Любка.
У неё было чувство, что она на время умудрилась выпасть из реальности и теперь никак не могла вспомнить, о чём минуту назад рассказывал хозяин, расхаживающий за её спиной и переставляющий какие-то предметы с места на место.
Энергично тряхнув головой и окончательно очнувшись, Люба увидела, что стоит в просторной мастерской Дворжака и, держась за массивный подоконник, смотрит в окно на вечерний пейзаж курортного города, сверкающего в сумерках жёлтыми огоньками уличных фонарей.
– Так вот... – донёсся из-за спины голос Сэма. – Удивительное ощущение! Мне когда Мариночка рассказала об этом сеансе погружения по методу Лорес Энон, то я сразу и не поверил. Но как это у русских говорится про Мамеда и гору?
– Если гора не идёт к Магомеду, то Магомед идёт к горе, – машинально подсказала Любочка, тщетно пытаясь вникнуть в смысл повествования.
– Точно, Магомед идёт к горе! – обрадовался Сэм. – Не прошло и недели после нашего разговора с Мариной, как к нам в Хевиз приехали сподвижники этой мадам Энон и стали проводить свои сеансы для всех желающих...
– Регрессивное погружение, – вспомнила Люба. – Я тоже проходила такой сеанс.
Она наконец отвернулась от окна и наблюдала, как старик устанавливает на подставку-треногу накрытую белой тканью картину.
– Да... – не отрываясь от своего занятия, рассказывал Сэм. – Устоять против натиска моей экзальтированной супруги было невозможно, и мне пришлось на себе испытать воздействие регрессивного метода. То, что я увидел на сомнамбулическом уровне, перекроило моё сознание. Мой мир перевернулся! После чего я буквально за неделю нарисовал эту картину. Представляете? Что скажете? Смотрите! Очень внимательно смотрите! – настойчиво попросил он.