А когда он театральным жестом наконец сдёрнул ткань, Любка покрылась холодным потом!
Полотно было исполнено в духе великого Иеронима Босха[23]. От обилия маленьких людских фигурок, разодетых в наряды разных эпох и словно исполняющих роли на сценах разных времён, сначала зарябило в глазах.
– Смотрите, не стесняйтесь и не торопитесь, – Дворжак подал гостье большую лупу. – Уверен, даже мелкие детали будут иметь для вас значение.
В верхнем левом углу картины Кандальникова рассмотрела фигуру античного философа, сидящего на камне со скорбным выражением лица и читающего развёрнутый свиток. За его спиной, облокотившись на выступ скалы, стояла высокая женщина в длинном хитоне, красивыми волнами струящегося по телу. В руке она держала посох, наступив ногой на лежащего у ног змея.
– Эйрена, – пояснил Дворжак. – «Мирная жизнь». Кстати, в наши дни её имя звучит как Ирен или Ирина. А вам она никого не напоминает?
– Коркина? – робко спросила Любочка.
– Вот и мне кажется, что похожа на мадам Ирину, которая мне позирует вместе с девочками, – согласился Сэм.
Далее шли сцены из жизни древней Греции: войны, сражения, плывущие по волнам галеры. Однако, внимательно разглядывая сквозь увеличительное стекло сцены баталий, Кандальникова невольно обратила внимание на тонкую красную нить, петляющую по всей поверхности картины.
– Что это? – удивлённо спросила она художника.
– Сам не знаю! Я рисовал под впечатлением увиденного при погружении в регрессию. Скажу больше: стоило взять в руки кисть, как я снова будто погружался в транс. Обратите внимание – эта кровавая нить или дорожка – она связывает только нескольких героев картины.
После этих слов Любочка начала рассматривать полотно, сосредоточившись только на фигурах, которые были соединены красной нитью. Несколько мужских изображений в старинных хитонах или чёрных монашеских плащах были ей незнакомы, но седьмая фигура показалась узнаваемой. Этот красивый старик с длинными седыми волосами и пристальным взглядом прозрачных зелёных глазах сидел на широкой лавке, держа в руках «Чёрную Книгу».
– Зосима! – непроизвольно прошептала Кандальникова. – А это – Лукерья...
Она ткнула пальцем чуть ниже, указав на молодую красавицу, бредущую по лесной тропинке. Между Лушей и колдуном тоже явственно виднелась алая дорожка.
Дальше со всех сторон возникали сцены как из учебника по истории России: где-то крестьяне собирали урожай; где-то по холодной дороге брели каторжники; террористы взрывали бомбу; гражданская война; отечественная война...
Красная дорожка превратилась в мелкий пунктир, но продолжая петлять то вверх, то вниз... Она тянулась и тянулась до тех пор, пока Любка не узнала нарисованных отца и мать, склонившихся над детским манежиком, приближаясь к которому красная полоса становилась всё шире и ярче.
Цепенея от страха, Любочка посмотрела следующую сцену и ахнула. Маленькая девочка с залитым кровью лицом лежит, раскинув руки в разные стороны, а кровавая дорожка, совсем истончаясь, тянется вслед за женской фигурой в чёрном платье и широкополой шляпе на голове... На одной из рук эта «чёрная дама» держит маленького мальчика, который плачет, положив головку ей на плечо, и протягивает ручонки в сторону лежащей в крови девочки.
– Ужас! – прошептала Любочка и посмотрела на Дворжака. – А как вы узнали, что картину нужно показать именно мне?
– «Чёрная Книга»! – торжественно произнёс художник. – Старинная «Чёрная книга»... Она исписана таинственными знаками, но если там есть глава для того, кто держит её в руках – текст становится понятным. Для меня там была подробно описана наша встреча. К тому же, смотрите сами!
Он взял карандаш и заточенным концом аккуратно ткнул правее центра.
Любка, приблизив к картине лупу, увидела изображение малюсенькой фигурки художника в тёмном сюртуке, стоящего напротив мольберта.
– Вы? – выдохнула девушка.
– Я, – улыбнулся Дворжак. – Присмотритесь ещё раз, думаю, что вы многих узнаете.